Дань с жемчужных островов
Шрифт:
Однако радовался он рано. За спиной было темно-серое море, а впереди, справа и слева — бесконечные снега. Но он решил не стоять на месте, ожидая, когда превратится в глыбу льда, а, с трудом переставляя окоченевшие ноги, упрямо побрел вперед. Сколько он шел, Оллеб не знал, но Имир все же сжалился над ним: вдали, чуть слева, полуослепшие глаза рыбака разглядели тоненькую струйку дыма. Там был чей-то дом. А дом означал жизнь. Уже почти теряя сознание, юноша доплелся до большой, покрытой снегом землянки и упал на пороге.
Когда молодой рыбак открыл глаза, он увидел,
— Очнулся, — сказал старик кому-то. — Неси питье. Выживет.
С этими словами он отошел в сторону, а к ложу Оллеба приблизилась старуха, не менее древняя, чем ее муж. В сухих жилистых руках она держала плошку, от которой исходил чудесный аромат горячего травяного отвара.
— Можешь сесть? — ласково спросила она, и Оллеб слабо
покачал головой, ибо понимал, что не может даже пошевелиться.
Старуха поставила плошку и с силой, которую в ней нельзя было даже подозревать, усадила юношу на постели. Затем она вновь взяла питье и поднесла к губам больного.
— Пей! — коротко приказала старуха.
Оллеб безропотно подчинился и сделал первый глоток. По телу разлилось приятное тепло. После второго глотка он уже смог сам держать плошку, а допив отвар до конца, вдруг почувствовал, что силы вернулись к нему. Отдав молчаливо ждущей хозяйке плошку, юноша сел на своем ложе, опустил ноги на пол и огляделся.
В дальнем углу, закутавшись в шубу из серебристых лисиц, сидел старик-хозяин и не мигая смотрел на слегка отодвинутый полог, закрывавший вход в землянку. У входа вились большие серебряные мухи, то вылетая за порог, то возвращаясь обратно.
— Опять один олень куда-то запропастился, — вдруг громко сказал старик и быстро-быстро что-то забормотал под нос.
Оллеб решил, что хозяин совсем свихнулся от старости, никаких оленей поблизости и в помине не было, но позже, пожив несколько дней в землянке, понял, как сильно ошибался. Старик оказался колдуном. Он видел все на таком расстоянии, что обычный человек и представить себе не мог, и потому его стадо всегда паслось очень далеко, там, могло отыскать под снегом мох и остатки травы. Если нога выпадало слишком много, колдун посылал навстречу стаду ветры, чтобы они унесли лишний покров и обнажили землю. Так же он поступал и тогда, когда оленям пора было возвращаться. Только в этом случае ветры служили ему погонщиками. Не боялся старик ни волков, ни медведей, так как умел заговаривать их и не пускать ни и оленям, ни к землянке.
Он очень многое умел, но тогда, в первый день пребывании у него, Оллеб ничего об этом не знал. Почувствовав себя вполне здоровым, он вышел за порог и направился к берегу, чтобы отыскать лодку и посмотреть, можно ли на ней вернуться домой. Свое суденышко он нашел быстро. Вытащив лодку на сушу, юноша обошел несколько раз вокруг нее, снова и снова удивляясь, как эта жалкая посудина вообще может держаться на плаву. Вот бы смастерить настоящую, надежную лодку! Нос сделать острым, поднять его повыше, бока округлить, чтобы волна не могла ее опрокинуть! Нечего и думать пускаться в плавание одному на этом старом корыте. И Оллеб задумал построить новую лодку.
Дни шли. Дело не продвинулось ни на волосок. Юноша каждое утро уходил на берег моря, сидел там и мечтал о новом судне, но почему-то ничего даже не пытался предпринять. Вечерами он беседовал со старухой, которая вскоре привязалась к нему как к родному сыну, и слушал нескончаемое бормотание старика, к коему так привык, что вскоре перестал его замечать.
Однажды вечером Оллеб, возвращаясь к землянке, увидел старуху, вышедшую ему навстречу.
— Я хочу поговорить с тобой, сынок, — сказала она.
— А почему не в доме? — удивился юноша.
— В доме нельзя. Муж не должен слышать мои слова. Скажи, ты очень хочешь вернуться домой?
— Очень, — вздохнул Оллеб.
— А может, останешься? Когда-то и у меня был сын, но много лет назад, повздорив с отцом, он ушел из дома, и с тех пор я даже не знаю, жив ли он. Ты стал бы мне сыном, — Старуха умоляюще взглянула на рыбака.
— Нет, мать, не могу, — твердо ответил он. — Пойми, что и мои родители сейчас не знают, где я. И у них тоже нет другого сына.
— Как мне ни жаль, — опечалилась старуха, — но не могу не согласиться с тобой. Тогда слушай. Мой муж — не простой колдун. Он колдун злой. Бормотание, которое ты все время слышишь, — заклинания против твоей новой лодки. Хорошему судну не страшна стихия, и тогда старик не сможет держать в страхе рыбаков и брать их жизни, которыми питается его сила.
— Что же мне делать? — воскликнул Оллеб.
— Сама не знаю, — пожала плечами старуха. — Но ты не отчаивайся. Что-нибудь придумаем. Да, я совсем забыла! Память совсем как решето стала. Серебряные мужи — волшебные. Не вставай между ними и стариком.
Наутро рыбак услышал, как колдун ворочается, поднимаясь со своей любимой теплой золы, и, притворившись спящим, стал наблюдать за стариком. Тот с кряхтением встал, подошел к выходу из землянки, откинул полог и замер на пороге. Затем он поднял руки и начал чертить в воздухе волшебные знаки, которые вспыхивали огнем и тут же гасли. Когда исчез последний знак, из-под полы лисьей шубы вылетели несколько мух, покружились возле головы старика и разлетелись в разные стороны. Оллеб вспомнил, что однажды видел такую муху. Она появилась в прошлом году в их селении, укусила старого Матте, а через несколько дней тот умер. Значит, колдун рассылает всюду смерть? Как же противостоять этому порождению зла?
Дни и ночи юноша думал о том, как ему дальше быть, но ничего так и не сумел придумать. Однажды вечером старуха поведала ему, что раз в год неподалеку от Валгаллы, где обитает сам Имир, в ледяной пещере собираются колдуны и ведьмы. Скоро этот день наступит, а значит, старик должен покинуть землянку. Вне дома он пробудет не меньше недели, ведь колдуны и ведьмы будут рассказывать друг другу о своих делах, а потом те, кто за прошедший год нашел учеников, представят их собравшимся и проведут обряд посвящения. Пока старика не будет дома, Оллеб сможет бежать.