Дань с жемчужных островов
Шрифт:
— Что случилось? — схватил киммериец за рукав пробегавшего мимо матроса.
— Пробоина! — крикнул тот на ходу и растворился в темноте.
Варвар помчался на нос судна, чтобы разыскать Харгерда, который взял на себя обязанности кормчего. Несмотря на царившую вокруг суету ему удалось это сделать довольно быстро.
— Конан! — воскликнул новый кормчий, едва завидев могучую фигуру киммерийца, — Мы получили пробоину! Карта никуда не годится. Рифы обозначены намного левее, вот мы и сдали вправо, а тут… — Он взмахнул руками и тут же безвольно опустил их. — Моя вина. Я оставил у руля Атрана, а у него явно не хватило опыта… Не должен я был ночью уходить отсюда.
— Кто виноват, разбираться будем потом, — быстро ответил Конан. — Сейчас меня волнует только одно: как
— Ну, тут все в порядке, — нашел в себе силы улыбнуться Харгерд. — Мы не погружаемся. Видимо сели, как задницей на кол.
— Тогда будем ждать рассвета, — решил варвар, — а потом определим, что делать.
Глава XI
Судно слегка покачивалось и при малейшем дуновении ветра раздавался треск, словно невидимый великан долбил дно «Длани Митры» огромным ломом. Побродив по палубе и спустившись в трюм, чтобы проверить, какова пробоина, Конан все же решил не дожидаться утра и, собрав команду, спросил:
— Кто из вас хорошо плавает?
К его досаде, таких оказалось вряд ли более половины. Остальные либо едва могли удержаться на плаву, либо сразу же шли камнем на дно.
— Клянусь копытами Нергала! — гаркнул Конан. — В жизни не встречал таких моряков! Значит так, — добавил он, слегка успокоившись, — все, кто в состоянии это сделать, должны выбираться на берег, прихватив с собой какую-нибудь поклажу. Те, кто боится утонуть, останутся на корабле и будут дожидаться, пока мы не придумаем, как из всего этого выкрутиться. Чем легче будет корабль, тем сильнее надежда, что он не развалится раньше времени.
— Погоди, Конан, — вмешалась неожиданно появившаяся Амарис. — Собак из трюма надо тоже доставить на берег.
— Ты в своем уме? — огрызнулся варвар, — Тут неизвестно, что с людьми делать, а ты о собаках печешься.
— Это не так трудно, как ты думаешь, — заискивающе улыбнулась Амарис. — Они прекрасно плавают, а снадобье делает их совершенно неопасными. Надо только перетащить клетки, чтобы на берегу псов снова запереть. Кроме того, те, кто не уверен в своих силах, могут держаться за их загривки. — Помолчав немного, она добавила: — Это очень важно, спасти собак, ты даже не представляешь, как это важно…
— Хорошо, — после недолгих раздумий согласился Конан. — Не хочу с тобой спорить. Чем быстрее мы уберемся отсюда, тем лучше.
Самым трудным оказалось переправить клетки, но киммериец, а также два туранца, Бакдул и Атран, которые были отменными пловцами, справились и с этим. Амарис, прихватив с собой шкатулку со снадобьем, добралась до берега без посторонней помощи, чем в очередной раз восхитила варвара, а ее собаки, как она и обещала, никому не причинили лишнего беспокойства. На берегу их снова загнали в клетки, а потом развели костры и устроились возле них, чтобы обсохнуть и согреться. Постепенно все успокоились и заснули, лишь Конан, бросая встревоженные взгляды на темневший неподалеку корабль, заявил, что не сомкнет глаз. Он прилег возле костра, задумчиво глядя на пляшущие языки пламени, и даже вздрогнул от неожиданности, когда его плеча легко коснулась рука Амарис.
— Я не хочу спать, — заявила она, опускаясь на песок рядом с киммерийцем. — Лучше посижу с тобой.
— Тогда уж продолжи свой рассказ, — попросил Конан.
— Хорошо, — кивнула Амарис.
Дарфарец не надеялся, что путь до Турана окажется простым и легким, но по-настоящему испугался, когда на его пути встала пустыня. Ему, лесному жителю, бесконечная гряда светло-желтых безжизненных холмов показалась страшнее Страны Теней, когда лучи все выше и выше поднимавшегося солнца из нежных и ласковых превратились в палящие. Песок нагрелся быстро, и каждый шаг юноши стоил ему большого труда, однако он упорно продвигался вперед, хотя плохо представлял, куда направляется, ибо горячий воздух, ослепительный свет и ставший почти белым песок слились для него в море слепящего пламени. Голову словно стянуло обручем, в висках стучала кровь, что каждый удар сердца юноши отдавался мучительной болью, От острой рези в глазах он плохо видел, то и дело перед взором начинали плавать, струиться или стремительно вращаться разноцветные пятна, в воспаленном мозгу возникали видения. Вот впереди заплескалось лазурное море, которое вдруг сменилось быстро бегущими диковинными зверями, а они взмахнули внезапно выросшими крыльями и исчезли в бескрайней голубизне неба, затем перед путником вырастали деревья, возникали полупрозрачные люди, и снова море дразнило прохладной глубиной…
Падая и снова упорно поднимаясь на ноги, Кави тер кулаками глаза, изо всех сил шлепал себя или щипал, чтобы снова увидеть, что же на самом деле окружает его, но яркие краски мелькали все быстрее и быстрее, складываясь и причудливые картины и мгновенно распадаясь. Только страстное желание выжить во что бы то ни стало и сохранить так неожиданно обретенную свободу заставляло дарфарца двигаться вперед.
Сколько времени провел он в этом пекле — час? день? год? — юноша не знал, но он все-таки дожил до того дня, когда среди опостылевших песков появилась первая чахлая растительность. Кави выкопал несколько наиболее ярких кустиков травы и долго, с наслаждением высасывал из корней крошечные капельки влаги. В тот миг ему казалось, что он приложился к кубку, из которого пьют боги.
Пустыня кончилась. Полуживой дополз дарфарец до крошечного селения, состоявшего всего из пяти домов, на шемитском и туранском языках попросил воды и впал в забытье.
Молодость и сила помогли ему быстро оправиться. Когда он пришел в себя, к его величайшей радости оказалось, что Шем остался позади. Вспомнив советы Исакара, Кави сочинил длинную историю о том, как отправился с друзьями наниматься в войско Илдиза Туранского, но в пустыне потерялся и теперь ничего не знает о судьбе своих спутников. Более внимательный слушатель уловил бы в его рассказе так много странного, непонятного и противоречивого, что мгновенно уличил бы его во лжи, но крестьянам но было дела до мытарств еще одного бродяги, который мечтает разбогатеть на службе их владыки. Едва юноша окреп настолько, что вполне мог покинуть селение, ему дали кое-какую одежду, собрали еды в дорогу, наполнили водой бутыль, сделанную из высушенной тыквы, и простились с ним, вскоре забыв о случайном госте.
Три года мотался Кави по Турану. Больше всего по сердцу ему пришлась Замбула, где он встретил множество людей со своей родины. Тут помнили и чтили Йога, и юноша с удовольствием остался бы в этом замечательном городе навсегда, но он был единственным свободным человеком среди дарфарцев, и довольно быстро нажил себе врагов и среди йоггитов, и среди туранцев. С великим сожалением покинул он Замбулу и отправился дальше скитаться по свету.
Кави так часто менял города, что даже не запоминал их названий. Он недолго послужил в охране какого-то жирного и склочного богача, поработал грузчиком в порту и даже вышибалой в аграпурском трактире, но нигде не задерживался надолго и после очередной жертвы Йогу вынужден был мгновенно смываться. За время своих странствий он добрался до Султанапура. Там он познакомился с Кумаром, предводителем одной из шаек Красного Братства — сообщества вилайетских пиратов. Они быстро нашли общий язык, и полгода Кави бороздил море со своими новыми приятелями. Пиратов вовсе не интересовало, какую печенку предпочитает на обед чернокожий головорез — нежную телячью или жирную купеческую. Так, наверное, и закончил бы дарфарец свою жизнь, если бы однажды попутный ветер не занес их галеру в Шандарат.
Команда сошла на берег и отправилась кутить по кабакам, а Кави, гастрономические вкусы которого сильно отличались от вкусов его дружков, решил развлечь себя каким-нибудь необыкновенным зрелищем. Случай привел его к амфитеатру, где проводились собачьи бои. Горячая кровь дарфарца кипела, когда он смотрел, как красиво бьются роскошные звери, каждого из которых он был готов назвать своим братом. Он так восхищался псами, что сначала дм же не заметил их хозяйку, а когда увидел ее, мгновенно понял, что согласился бы влезть в шкуру любой из этих собак, лишь бы провести остаток своих дней у ног этой невероятной женщины.