Дана и Бродяга
Шрифт:
– Понимаю. Что дальше?
– Дальше... вам нужно действовать расторопней. Иначе андроид достанется Эннету. У Келли в городе большие связи.
– Ясно. Что-нибудь еще?
– Ричард, у меня просьба. Если дело выгорит... Ну, если все получится... про меня не забудьте, ладно?
Инспектор Гус уже собрался уходить, задержался за просмотром последней статистики по миграционной службе. Что-то в этих документах его насторожило при первом беглом просмотре, и теперь он пытался понять, что именно. Мысли вяло переключались на посторонние предметы, потом вяло возвращались к цифрам, смысл
Именно в этот момент дежурный от проходной сообщил, что пришел господин Келли, управляющий завода по производству пищевых концентратов и сублиматов. Роучер Келли - человек в городе известный. Гус был с ним немного знаком еще с давних лет восстановления экономики колонии, которую изрядно подкосила война. Экономику в те лихие годы приходилось восстанавливать, подчас, с оружием в руках, и полиция тогда зарекомендовала себя серьезной силой на страже порядка...
Гус поднялся навстречу позднему гостю, приветливо улыбаясь:
– Здравствуйте, господин Келли. Чем могу служить?
– Прошу простить за поздний визит. Меня привело к вам одно маленькое, но неотложное дело.
– Надеюсь, законное?
– Ну, разумеется. Видите ли... вы должно быть в курсе, что несколько дней тому назад наша компания пригласила выступить в зале завода артистку Дану Тэн. Она впечатлила нашего директора на дебютном концерте, и он поручил мне заключить с ней контракт. Все шло нормально, как вдруг сегодня она связалась со мной и сообщила, что выступление отменяется. Без всяких объяснений. Я попытался связаться с ней снова, но у меня не вышло - она отключилась от сети. Тогда я отправил секретаря выяснить, что случилось. И ему тоже ничего не удалось узнать. Эту артистку охраняет полиция. И как охраняет! Как сейф с брильянтами. Вот тогда я и вспомнил о вас, уважаемый инспектор...
– А, понятно. Видите ли, какая история. У нас есть серьезные подозрения, что кому-то госпожа Тэн на Руте сильно мешает. Ее дважды пытались убить. Именно поэтому полиция и рекомендовала ей отменить последний концерт...
Келли недоверчиво приподнял бровь:
– Убить? У нас, на Руте? Удивительно. Если бы не вы мне об этом сказали, никогда бы не поверил... Послушайте, инспектор... сделайте одолжение, позвольте...
– Не может быть и речи. Чем меньше она появляется на людях, тем больше у нее шансов выжить! Я вообще жду - не дождусь, когда она со своим зоопарком улетит отсюда: пока ее не было, у нас было тихо!
– Вы меня не дослушали. Позвольте мне с ней переговорить. Возможно, когда ситуация разрешится, и вы поймаете, ммм... убийцу, а я надеюсь, это случится задолго до того времени, как артистам надо будет улетать, госпожа Тэн все же не откажется у нас выступить...
– Мне бы ваши проблемы, - вздохнул инспектор, одновременно вызывая офицера, приставленного охранять Дану.
– Макс? Как у тебя дела? Все тихо? Отлично. Предупреди госпожу Тэн, что с ней хочет поговорить Роучер Келли. Да, да тот самый... хорошо. Он подъедет... через четверть часа. Да, один. Отключаюсь.
–
– довольно улыбнулся Келли, попрощался и покинул кабинет.
Ну, пора и нам, подумал хозяин помещения. Наконец-то!
Джет устало потер виски. Он наконец-то закончил свой второй по счету рабочий отчет. Отчет касался анализа архивных документов о судебных случаях с участием туземного населения. За последние шесть лет. Таких было мало - два десятка, даже чуть меньше.
Ему в очередной раз подумалось: ерунда все это. Никому не нужная работа, которая призвана пристроить к делу одного совершенно конкретного человека. Которого и потерять жалко, и в метрополии оставлять - хлопотно.
Здесь, на Руте, не говорят: «Земля», не говорят: «Солнечная». Говорят: «Метрополия». И в этом есть какая-то глубинная правильность. Словечко весьма точно определяет отношение местных жителей к делам внешнего мира. В нем сквозит в нужной пропорции уважение и отстраненность, и даже доля превосходства. Да... метрополия. Мир корректных, вежливых, значимых, несгибаемых чиновников, чинуш и чинушек. Мир ими созданный, ими хранимый.
А я не знал. Марта, я не знал. Мы не знали. Дрались за него. Возвращались туда, как домой. Гордились им.
Да, собственно, я и сейчас... горжусь. Ведь не оставили в трудную минуту. Дали даже возможность работать. Или, правильней сказать, не работать. Имущество вот оставили. Даже почти простили за то, что я творил, когда тебя не стало. Кстати, тому уроду, который должен был тебя охранять, ничего не было. И я до него добраться не смог. Так что, жив он, здоров и сейчас, по словам одного моего приятеля, он здесь, на Руте. Может быть даже, снова кого-нибудь охраняет.
Поймав себя на ковырянии старых болячек и распускании нюней, Джет решительно поднялся.
В таком настроении вредно сидеть дома и пялиться в стену. Если в таком настроении сидеть и пялиться, то утром можно обнаружить себя лежащим поперек кровати, в одежде и обуви и с пустой бутылкой в обнимку.
Потому что это подруга-депрессия показала бледное личико. А технология борьбы с ней, слава богу, давно отработана. Надо пойти куда-нибудь, где много людей. Желательно, незнакомых. Желательно, чтобы гремела музыка, чтобы выпивка была недорогой, а какие-нибудь местные девчонки глазели на тебя из-за дальнего столика. Потом одна, самая смелая, подойдет, и позовет танцевать. И можно будет включиться в незнакомый, но простенький танцевальный ритм, и шутить, пить, флиртовать. И забудется само, уйдет, то, что сейчас не дает покоя.
Уйдет? Уйдет. Всегда уходило.
Джет переоделся, прихватил деньги, на всякий случай заранее установил будильник на шесть утра. Усмехнулся не так давно обретенным знаниям: день на Руте на сорок семь минут короче стандарта. А год - в четыре раза длиннее. Что не мешает колонистам делить сутки на двадцать четыре часа, а год - на двенадцать месяцев. Месяцы, правда, ничем друг от друга не отличаются, потому что орбита у планеты - почти идеальная окружность, а ось вовсе не имеет наклона.
Непорядок, вообще-то. Прожить на планете две недели, и так и не узнать, где ближайшая к дому приличная забегаловка! Или неприличная. Все равно.