Дана и Бродяга
Шрифт:
– Бродяга мне в общих чертах обрисовал ситуацию. Там, в поселке.
Дана жмурится. Если бы свет был немного ярче, стало бы видно, как мгновенно начинают пылать ее уши, щеки и даже подбородок.
– Вы знали... а я только сегодня догадалась.
– Не переживай так, Дана. Бродяга мне нравился...
– Ужасно. Саат... когда вы так говорите, мне хочется застрелиться. Издеваетесь.
– И не думал.
– Мне тогда было очень плохо. И одиноко. После «Хирона»...
Снова повисла долгая пауза. Дана смотрела куда-то в потолок, прикусив губу.
Потом подышала на ладони, сунула их под подмышки, сказала:
– Хирон - это такая солнечная система, здесь в зоне Визиря. Так же называется большая космическая станция. У нашего университета там филиал. Все третьекурсники проходят практику на искинах. Их там специально установлено несколько, для студентов. На базу высадились террористы. Они из тех, кто требует ограничить военное присутствие Солнечной в мирах Периферии...
Рассказывать ей было тяжело. Вполне возможно, она делала это сейчас впервые после окончания расследования. А может быть, и даже вероятно, что ее показания тогда снимал судебный сканер. Саат молчал. Если она решила рассказать об этом сейчас, рассказать именно ему, он будет слушать так, как хотел бы, чтобы слушали его. Как умеет.
– Нас, всех, кто был на станции в тот момент, согнали в одно помещение. Там было очень тесно, даже не сесть... потом стало ясно, что вентиляция не справляется. Сделалось душно и влажно. Те, кто стоял около двери, они стучали, просили выпустить нас... но никто не выпустил. Потом у одной женщины сердце не выдержало, она упала и умерла. Мы там двое суток... запах стоял такой жуткий... я первый день хорошо помню. Мы двигались. Самые лучшие места были у стен, на них ведь можно облокотиться. Потом там драка была. Я не знаю, чем кончилось...
Она снова замолчала, вглядываясь в серый потолок, словно на нем были написаны подробности этого рассказа.
– Много разного было. Люди все стали злые. Жестокие. Я помню, что плакала... А многие просто кричали, думали, что нас в живых не оставят. Мои однокурсники... до того казалось, что мы все хорошие, веселые люди, мы были... в одной компании, что ли... а там оказалось, что все совсем не так. Мы как будто все друг у друга воровали воздух. Ну, в прямом смысле. Кое-кто открыто говорил - чем больше народу подохнет, тем нам лучше. Стас, я была такая же. Мне... было жалко умирать, чтобы дышали они. А потом в вентиляционную систему станции пустили газ. Он всех уровнял - нас осталось пятнадцать. Из сорока восьми.
Дана невысокая. Можно попытаться представить, каково ей там пришлось. Важно не то, что она использовала «бесхозный» слепок памяти в своих целях, важно, что возня с андроидом помогла ей сохранить себя, пережить и сам «Хирон», и последующие месяцы реабилитации.
– Я прекрасно понимаю, что выгляжу не самым психически нормальным человеком. Про нас с Бродягой разные люди такого придумывали, что смешно. Что я сделала себе любовника, потому что боюсь заводить отношения с мужиками, или что я на самом деле в него влюбилась. А я сначала делала просто робота-телохранителя. Говорят, многие капитаны космических кораблей могут увлеченно рассуждать только о своих машинах. Об их характерах, привычках, норове, особых программах. Про них шутят, что они влюблены в железо... при этом никто не имеет в виду романтическую влюбленность или... ну, понятно. В моем отношении это считалось доказанным фактом. Но разве можно влюбиться в то, что ты собрал своими руками? Я знала, почему Бродяга отвечает мне так, а не иначе. Знала, что он сделает в той или иной ситуации. Он должен был много говорить вслух - я тогда старалась как можно больше молчать. Молчать казалось правильным. Бродяга должен был быть чистюлей и наводить порядок там, где я его разрушу. Многие фразы и словечки он брал из... из чужой памяти. Хотелось не отдавать приказы, а разговаривать, совещаться, шутить. Я жутко обрадовалась, когда придумала, как сделать его шутником. На вопросы, касающиеся его персоны, он должен был отвечать вопросом. Я... в цирке это очень важно... могла без колебаний доверить ему свою жизнь. Это самое главное - доверие. Я знала его возможности, и в их пределах могла доверять ему абсолютно. Я гордилась своей поделкой. Бродяга - часть моей жизни. Он был пилотом моей яхты, неизменным ассистентом в разных трюках, удобным Белым. У нас было несколько таких номеров.
Она поднялась, сказала:
– Никогда не думала, что на Руте может быть так холодно.
– Наверное, из-за влажности. Я предложил бы двигаться дальше, но не вижу, куда.
– Вообще-то... вон ту трубу видите... видишь? Там вдоль нее есть свободное пространство. Она дальше загнется вниз, и потом еще загнется, а потом будет технический коридор. Через него мы с Мелиссой сюда забрались...
– Мелисса - это та белокурая девушка из полиции?
– Вообще-то она ничего, когда не зазнается. И лазает хорошо. Саат, посмотри, может, сможешь туда пролезть? Это единственный выход.
– Значит, пролезу.
Он хорохорился, надеясь, что Дана не увидит признаков начинающегося приступа. Сдерживать кашель становилось все трудней. Возможно, это подошел к концу ресурс имплантатов и стимуляторов. А может, еще поживем, перетерпев унизительный период беспомощной слабости, когда валяешься на земле сипящим и хрипящим куском плоти, на которую страшно смотреть. Единственный вариант заключался в том, чтобы заставить ее идти вперед - посмотреть дорогу, например. Мало радости загибаться в присутствии девчонки, которая только что тебе, большому и сильному, изливала душу.
– Лучше ползти ногами вперед, - пояснила она, заглянув в отверстие.
– После изгиба будет довольно высоко...
– Давай вперед, - предложил Саат.
– Догоню.
– Да? А может...
– Догоню, догоню. Когда выберешься, крикни.
– Хорошо.
Она еще раз внимательно посмотрела на Саата, покачала головой, но послушалась. Почти сразу Саат попытался «настроить» дыхание. Дышать медленно и неглубоко. Иногда это помогало.
Не в этот раз. Слабость подкатила головокружением, почти тошнотой. Уже через какое-то мгновение он лежал на полу, сжавшись в сотрясаемый судорогами комок. Только надеялся, Что Дана провозится долго, и ничего не услышит...
Когда она вернулась, этого Саат не заметил.
Он даже приблизительно не знал, сколько прошло времени от начала приступа. Как всегда в таких случаях, по телу разливалась слабость, голова кружилась, перед глазами пылала краснота. Только через какое-то время сообразил, что его голова покоится на чьих-то коленях. Дальнейшее изучение ощущений показало, что под спиной у него тоже отнюдь не голый пол. Скорей всего, там чья-то куртка. Непорядок. Куртку нужно вернуть хозяйке - здесь холодно-холодно, здесь нельзя без теплой одежды.
Для этого нужно подняться. Для этого нужно подняться... н-да.
Журчание воды и холод сыграли куда более значимую роль в самоубеждении, чем проснувшаяся совесть. Хотя встать оказалось непросто. Привычно уже сел, прислонившись к стене. Рядом с девушкой.
Он ждал, что Дана что-нибудь скажет, но нет. Промолчала. Тактичная.
Шея затекла, спина тоже. Дышать... получалось. Это единственное, что он мог бы сказать доподлинно.
– Давно я?..
Поежилась, склонила голову набок, ответила: