Данэя
Шрифт:
— Их выставили оттуда. Там какой-то, — Дан со слов ребят описал его, — предложил гостям вывести их силой. Силой!
— Их теперь долго туда не пустят.
— Они сами туда не пойдут никогда.
Рита встретилась глазами с Лейли — они без слов поняли друг друга: судя по описанию, ясно кто предложил применить насилие — Милан. Опять он! Не только сегодня. Рита опустила голову.
— Чудесные были песни, — негромко, так, что ее слышала лишь она, сказала Лейли. — Жаль, что их не знают. — Она положила Рите руку на плечо. — Я устрою концерт: спою их — пусть все услышат!
Рита
Почему-то было трудно идти, хотя он и старался не обращать внимание. Но приходилось двигаться медленней, даже присаживаться на скамейки. Возраст, должно быть, дает себя знать. К счастью, это не видели юноши.
— Сейчас главное — как можно шире распространять идеи Лала Старшего. Многие в университете, кроме вас, знакомы с его произведениями?
— Кое-кто читает. Мы-то начали потому, что Лал еще раньше познакомил нас с тем, что слышал от отца.
— И потом сообщил, что опубликованы книги Лала Старшего.
— Лал сказал вам это? Я думал, что его это давно перестало интересовать.
— Ты осуждаешь его?
— Он сын Дана.
— Но он не может разорваться. Ты знаешь, сколько он занимается: как будто боится не успеть до своего возвращения на Землю-2.
— Возвращения?
— Он же на ней родился. Лал — цельный человек: не может отдать себя чему-то наполовину. Понимаешь, сеньор, он не был и никогда не будет против того, что является главным для вас. И для нас. Но он понимает, что борьба за возврат социального равенства потребует человека всего, без остатка. И целиком пожертвовать своей главной целью он не может.
— «И для нас» — значит, вы трое не стремитесь улететь с ним?
— Потом. Сейчас наша цель — участвовать в великом деле возрождения справедливости. Как лучше действовать?
— Что вы делаете сейчас?
— Стараемся знакомить других с книгами Лала.
— Какими?
— Главным образом — «Неполноценные».
— «Кто они — и мы?»?
— Ну да. Еще просто говорим с кем удается.
— И вас слушают?
— Как когда.
— Надо сплотить тех, в ком они вызывают сочувствие. Организовать кружок совместного изучения произведений Лала. Проводить семинары, приглашая на них всех желающих.
— Ясно. Тебя или Дана можно будет пригласить на такой семинар?
— Конечно: хорошая мыс… У-у!
— Сеньор, давай немного посидим, — сказал Александр, молчавший до сих пор: Марк понял, что дальше скрывать, что ему очень плохо, бесполезно.
Поспешно сел на первую же скамейку. Но лучше не стало — резкая, острая боль сдавила сердце. Чтобы не упасть, схватился за чье-то плечо.
— Сеньор! Что с тобой? — Он даже ответить не мог — только стиснул зубы.
— Плохо ему! — Александр обхватил его руками, поддерживая, а Уно, раскрыв веер-экран, стал обмахивать; Ив в это время послал радиовызов врачу.
Через две минуты на лужайке рядом приземлился аэрокар, и из него выскочил человек с красными погонами на плечах, побежал к ним, — за ним катил робот.
— Как случилось?
— Внезапно!
Робот, быстро подкатив, сразу выдвинул множество щупалец, которыми обхватил тело Марка со всех сторон. На экране засветились показатели приборов, передаваемые в аэрокар кибер-диагносту.
— Ясно: сердце, — сказал врач. Почти тут же на экране появился диагноз. — Точно!
Он включил команду введения лекарства: тонкая струйка под большим давлением вышла из конца одного щупальца и прошила кожу Марка. Лицо его начало розоветь, дыхание становилось спокойным.
Через десять минут ему уже казалось, что ничего и не было.
— Сердце барахлит, — сказал врач. — Видимо, сильно изношено: пора менять его.
— У меня это впервые.
— Обратись завтра к своему врачу. Домой лучше ехать на кресле: так для сердца спокойней.
— Мы побудем с ним, — сказал Александр.
— Как хотите: особой необходимости нет. Иначе я отправил бы его в клинику. — Врач попрощался и улетел.
— Мы тебя сегодня одного не оставим, отец.
— Не надо, ребятки. Вы слышали, что сказал врач?
— А вдруг?
И он уступил. Робот поставил в его блоке еще два ложа: ребята по очереди дежурили всю ночь.
…Утром, перед тем, как они собрались уходить, он сказал им:
— Ну, видите: все нормально. Ерунда — и я не хочу, чтобы Дан волновался из-за меня. Сделайте, чтобы Лал ничего не узнал. — Они склонили головы в знак того, что выполнят его просьбу.
Утро было великолепное: ясное, солнечное. И под стать ему настроение. А причиной были эти мальчики. Сегодня ночь он не завидовал Дану: как будто наполнилось его жилище, в котором он чувствовал себя так одиноко каждый раз, когда возвращался от Дана, где оставалась девочка, называвшая его дедушкой.
Лейли готовилась к концерту.
— Тебе мало репетиций! Ты должна беречь себя всячески, а не переутомляться! — не давал Дан.
Она не спорила, но делала по-своему. Репетировала попрежнему много, а к концерту готовилась вечерами. Без конца заставляла петь Эю:
— Я должна петь, как ты!
— Ты же поешь несравнимо лучше!
— Вокальные данные сейчас не главное — я еще не понимаю эти вещи, как ты.
— Скоро поймешь!
— Если сама себе не помешает! — проворчал Дан, выходя.
— Ничего, дорогая моя: он и со мной был таким. Все будет хорошо! Но может быть, в самом деле, тебе стоит подождать с этим концертом, пока не станешь матерью?
— Нельзя, Эя! Я должна дать его как можно скорей. — И работала как одержимая. С ней Эя. Почти всегда при этом присутствовала Рита, молча приткнувшись в углу.
…Лейли казалось, никогда она не волновалась так, как перед этим концертом; но в тот момент, когда вышла на сцену, ее волнение уже никто не мог заметить. Театр был, как всегда, полон; десятки тысяч глаз в зале и несколько миллиардов у экранов с изумлением смотрели на нее: она была неузнаваема. Уже не столь ослепительно прекрасна. И что-то новое появилось в ней всей, ее глазах, улыбке. Широкое платье не скрывало большой живот, который она, казалось, несла с гордостью.