Данэя
Шрифт:
Он дождался, пока совсем высохнут слезы: в скафандре их не утрешь. Последний раз оглянулся и взмыл в воздух.
23
Со следующего дня началась работа. В пещеру был спущен робот с локатором, который, медленно двигаясь, произвел сплошную съемку с «прощупыванием» свода, дна и стен. Затем заработал компьютер, куда ввели данные съемки; он выдавал предварительные варианты компоновки и организации монтажа оксигенератора.
Дан и Эя обсуждали их, спорили. Хотелось запустить оксигенизатор в кратчайший срок,
Наконец окончательное решение принято, компьютер запущен на выработку рабочей программы. Параллельно производятся подготовительные работы. Вниз спускаются проходческие, монтажно-строительные, сборочные и универсальные роботы. Затем строительные материалы и элементы, первые агрегаты оксигенизатора и синтезатора. Вертолеты-краны расчищают верхнее озеро: раскалывают глыбы, вытаскивают их, уносят — емкость озера будет восстановлена.
… К началу монтажа они успели основательно устать: Дан не давал пощады ни себе, ни Эе. Они должны работать — как можно интенсивней, сжав зубы: только это спасет их, поможет пережить горе. Иначе невозможно.
Порой Эя чувствовало, что совершенно изнемогает: такая интенсивность даже ей, при всей ее работоспособности и трудолюбии, была непривычна. К тому же, Дан обращался с ней довольно сурово, не давая спуска ни в чем. И не допускал физической близости.
В конце концов, Эя даже разозлилась, но от этого ей почему-то стало легче: она победила страх, справилась с собой. И тогда, в какой-то момент, поняла, что он все делал нарочно. Чтобы помочь ей. Горечь утраты осталась, но уже не отнимала ни сил, ни веры. Дан делал вид, что ничего не замечает, но его отношение к ней стало мягче.
Монтаж оксигенизатора идет своим ходом, управляемый компьютером с заложенной в него программой. Работа роботов не требовала их участия — они занялись решением других вопросов.
В первую очередь — естественная пещера для энергостанции. Обязательно на очень большой глубине. Но поиски так и не дали результатов. Пришлось от них отказаться. Начали проходку искусственной пещеры.
Постепенно удалось разгрузить крейсер. Основным хранилищем сделали большую часть залов Первой пещеры, для чего пришлось расчистить, а кое-где и расширить коридоры. В ней был размещен и жилой блок. Они облегченно вздохнули, отправив крейсер на околопланетную орбиту: там, имея возможность мгновенно маневрировать в пространстве, он был куда в большей безопасности, чем на «Земле».
В день, когда его отправили, они не работали: Дан объявил праздник. Вечером они по традиции уселись за стол — но чувствовали себя странно. Отвыкли — у них давно не было праздников. С самой гибели Лала. И слишком не хватало за столом его.
Стол накрыт на три человека, как будто он жив, как будто просто опаздывает к столу, задерживается у себя в каюте. Дан откупоривает бутылку. Это вино, настоящее. Он наполняет кубки: свой и Эи, наливает на донышко в кубок Лала.
— Выпьем, Эя! Сразу за все: за высадку, за начало дела, за светлую память нашего Лала. Брата нашего, друга. Нашего учителя.
Он жадно пьет — залпом, весь кубок. Прекрасное вино: легкое, терпкое, кисловатое. Его всегда пьют маленькими глоточками, медленно потягивают, смакуя вкус. Но нет сил на это: слишком устал, и так и не зажила рана от страшной потери. Невероятно устал — и потому вино бьет в голову, почти мгновенно расслабляет. Говорить не хочется. Незачем бередить рану, а ни о чем другом они сейчас говорить не смогут.
Дан сидит, бессильно опустив руки. Эя рядом. Тоже молчит, отставив кубок, из которого отпила всего один глоток. Она тоже устала, устала безмерно.
Он кладет ей руку на плечо, и она перестает сдерживаться: плачет, уткнувшись лицом ему в грудь. Он не пытается успокаивать ее. Выплачется, — станет легче. Прижимает к себе рукой, касаясь ее волос лицом.
— Ну, полно: хватит, — говорит он, почувствовав, что она начинает успокаиваться.
— Извини. Я сейчас. Не бу-уду больше, — еще слабо всхлипывая, говорит она. — Стыдно. Слабая я. Раскисла.
— Нет. Ты молодец: справилась. Мы просто очень устали. Надо расслабиться. Теперь можно. Выпей вина.
— Да: я очень, очень устала. И мне казалось, что ты презираешь меня.
— Это не так.
— Ты был таким суровым.
— Тебе надо было справиться с собой. Самой. Нам неоткуда ждать здесь помощи. И если и со мной что-нибудь случится…
— Не надо!
— А кто знает? Тогда тебе должно хватить собственных сил, чтобы справиться одной. Ты должна быть готова ко всему, быть внутренне сильной. Понимаешь?
— Я буду, Дан. Постараюсь.
— Я уверен, что да: она у тебя есть — собственная внутренняя сила.
— Ты думаешь?
— Вижу: справилась — значит, есть. Я больше не боюсь за тебя.
— А себя все еще презираю за свою слабость тогда.
— Это тебе и помогло. Не вини себя слишком: ведь ты, по сути, еще и не жила по-настоящему. Не было у тебя ни неразрешимых проблем, ни кризисов, ни драм. Ты не имела случая проверить себя на деле.
— Да. Я училась, потом готовилась к полету сюда. И все. А рядом ты и Лал.
— Трудности и опасности — допускала довольно отвлеченно, но до конца в них где-то в глубине сознания — не верила. Тем более что полет происходил удивительно гладко.
— Да, да. Так. Пожалуй. И потом сразу!
— Сразу, и ты оказалась недостаточно к этому подготовленной.
— А ты? Лал?
— Мы все представляли четко. Такие дела, как наше, редко обходились без жертв. Но кого до нас это останавливало?
— Я…
— Ты растерялась тогда — но потом сама же сумела побороть себя. Значит все нормально — успокойся!
Они снова долго молчали, продолжая неподвижно сидеть, прижавшись друг к другу.
…Потом, когда они лежали рядом после близости, принесшей облегчение обоим, он хотел спросить ее о главном — о том, чего ждал и не дождался Лал. Но увидел, что она начинает засыпать, и не решился потревожить.