Даниил Галицкий. Первый русский король
Шрифт:
– К уграм пойду за помощью. – Даниилу и объяснять не надо, о чем Дмитр подумал, сам добавил: – Не может Бела не понять, что они следующие. А чтоб привязать к себе, Льву Констанцию сватать буду. Небось тесть зятя не оставит в беде.
Дмирт вздохнул: ой ли…
– Нет другого выхода, Дмитр. Думаешь, мне хочется перед Белой выю гнуть? А как иначе?
– Поспеши, князь, татарин не сегодня завтра здесь будет.
Только и ответил. Прощались строго и быстро, не до долгих разговоров, каждый день на счету.
Осень уже показала свое приближение, первые желтые
В те годы на Руси было куда холодней, ноябрь считался зимним месяцем, и никого не удивлял твердый наст в начале ноября и лед в его середине. Вот и прикидывали, сколько осталось городу до подхода поганых…
Ветер бросал в лицо мелкие брызги, противная морось хуже дождя, она проникала всюду, пропитывала одежду, забиралась под воротник, в рукава, кажется, в саму душу. Тоскливое, серое, ненастное небо, не лучше в мыслях и на сердце… Четверо всадников погоняли коней, явно торопясь. Завидевшие их мужики и бабы, может, и не признавали во всаднике князя, но по богатству одежды, породистости коней и упряжи понимали, что перед ними кто-то важный, торопливо срывали шапки, кланялись.
Даниил торопился домой, но сначала заехал в обитель. Анна была рада, в обитель нечасто приезжали гости, а уж такие…
– Дай посмотрю… Похудел, невесел… С чего? Снова Ростислав?
– Хуже. Батый развернулся на Киев. Уже взял Чернигов и прислал в Киев послов. Михаил позволил их убить.
– Чего послы требовали?
– Подчинения и десятины во всем.
– Убивать послов было нельзя. За Киевом Болоховские земли, а потом Галичина?
– Да, – совсем помрачнел Даниил.
– Что делать собираешься?
– Я в Киеве Дмитра посадил, может, хоть до весны продержит? Я пока к ляхам и уграм съезжу. Должны же понять, что не помощи в своих неурядицах прошу, а против общего врага!
Анна встала, прошлась по узкому открытому переходу, в котором разговаривали, чтобы не мешать остальным, остановилась у перил, долго смотрела, как легкий ветерок кружит последний лист с ветки, словно не решаясь опустить его на землю. Сын молчал, понимая, что мать торопить не следует.
– Нет, они не помогут. Мог бы только папа римский, но для этого нужно время, которого у тебя больше нет. Время у вас было после того, как эти безбожники впервые появились в половецких степях, но русские князья ничего не поняли, и европейские короли сейчас тоже не поймут.
Бывшая княгиня тяжело вздохнула, села рядом с Даниилом, положила свою руку на его.
– Послушай меня, сын. Я всегда советовала тебе бороться за Галич, за отчинные владения, не бояться никаких противников. Теперь я скажу иначе. Бывает, когда против врага
– Склонить перед погаными?! Никогда!
– Я так и знала. Я не прошу тебя подчиниться, но обмани, уйди в сторону, отведи беду от своих земель. Если поймешь, что ты один и рядом никто не встает, схитри, хотя бы сделай вид, что покорился.
– Я отступил однажды и почти двадцать лет корю себя за это! Людям в глаза смотреть не могу, стоит вспомнить тогдашнее бегство.
– А лучше было бы, погибни и ты на поле боя? Собой жертвовать надо тогда, когда в этом смысл есть, а просто погибнуть…
– Что сейчас-то делать?
Он уже давно взрослый, сильный князь, но бывали минуты, когда очень хотелось услышать материнский совет.
– Попробуй узнать, чего хочет этот Батый.
– Десятины во всем!
– Дай, больше потеряешь, если по твоим землям Орда пройдет.
– Не могу! Не может русский князь перед поганым голову склонить и добровольно ярмо на шею надеть!
Мать вздохнула:
– Даниил, у тебя пока нет сил сопротивляться, потому постарайся сохранить хотя бы жизнь. Сумеешь выжить и семью спасти, наберешь сил и чтобы против встать. Но если сгинешь без толку, то никому от этого добра не будет. У кого помощи просить станешь?
– У Конрада, у Болеслава, у Белы, у всех!
– И все не дадут. Послушай меня, сын. Все, что я до сих пор слышала о поганых, говорит о том, что Киев они возьмут и твои земли разорят. Договариваться ты не хочешь, твое право. Тогда постарайся укрыть семью и своих людей. Увози всех и все, что сможешь.
– Это бегство!
– Беги, но выживи! Города восстановишь, отстроишь заново, но для этого надо остаться живым! Увези семью, Василька, бояр, тех, кто за тебя, дружину, казну…
Даниил уже стоял с раздувающимися ноздрями, сжав кулаки, только уважение к матери удерживало его от резкого ответа.
– Я поеду к Беле, попрошу у него дочь для Льва, потом родичу не откажет!
– Родичу, говоришь? Феодосия с Анной сестры, а Мстислав со своим зятем Ярославом всю жизнь воевали. И ты с Андреашем тоже. А уж будущему родичу против такой силы помогать?.. Бела не столь глуп, Даниил. Я вижу, тебя не убедить. Постарайся сделать то, что ты задумал, поскорее, чтобы у тебя осталось время выполнить сказанное мной. Только боюсь, не хватит.
Он уже собрался уходить, когда Анна вдруг снова окликнула:
– Данила, постарайся выжить, тогда у тебя будет возможность вернуть себе отчинные земли и оставить их детям. Если выживешь, то скопишь силы, чтобы тягаться с погаными, а пока их нет, берегись.
Тошно, ох как было князю тошно. Умом понимал, что мать права, нет у Руси сил биться против татар, потому что каждый за себя, а поодиночке они всех побьют. Но не мог же русский князь преклонять выю перед поганым?! Понимал, что помощи не получит, что мать права, и Бела дочь за Льва не отдаст. Но нельзя же просто сидеть и ждать?! И бежать, забрав семью и бояр, тоже не мог. Он, Даниил Романович, бежавший всего единожды и не желавший повторения того кошмара!