Даниил Галицкий. Первый русский король

Павлищева Наталья Павловна

Медленно опустился на корточки, потом сел, сложив ноги, как это иногда делал Котян. И успел заметить короткий взгляд Батыя, брошенный в его сторону. Все видел этот узкоглазый хитрец, все примечал!

– Почему раньше не пришел, Даниил? Зачем столько ждал?

Князь спокойно ответил:

– Без зова как идти. Ты занят, я занят…

– Я и сейчас не звал.

Ах ты ж, старая лиса!

– Твой нойон письмо прислал, я решил приехать…

– Он Галич требовал, почему не отдал?

– Так ведь не ты требовал, хан.

Говорил

и с ужасом думал, что вот сейчас посмеется, мол, теперь я требую, что тогда? Батый спросил другое:

– Откуда наш язык знаешь?

– Я многие языки знаю.

Батый жестом отправил прочь толмача, косившегося на князя с недовольным видом.

– Если знаешь, без него говорить будем.

Даниил промолчал. Как попросить хана, чтобы не спешил с речью, чтобы не пропустить чего важного. Но тут же понял, что это не грозит, стараясь выглядеть важным, Батый и без того не частил словами. «Пойму», – усмехнулся князь.

– Против меня воевал?

Вопрос не в бровь, а в глаз. Самого Даниила в его земле не было, когда Батый с разором прошелся, но ведь была еще одна встреча, на Калке, которую хоть и не Батый вел, но его войско.

– С тобой, хан, нет, а вот с твоими багатурами да. И бит был… – Даниил опустил голову.

Батый усмехнулся, он прекрасно знал о том сражении, помнил рассказ Субедея о молодом коназе, которого отпустили с поля боя из-за его неистовства.

– Мой Субедей-багатур тоже тебя помнит.

– Кто?

– Тогда вас били воины Субедей-багатура и Джебе-нойона! Крепко били, но Субедей запомнил молодого коназа, который храбро дрался и которому удалось уйти. – Хитро блеснув глазами, добавил: – Позволили уйти. Хорошо, что в этот раз встречаться не стал, второй раз Субедей жизнь не оставляет. Хотя ему самому боги дважды жизнь дали. Весть принесли, что умер Субедей-багатур, а она ложной оказалась! Мы его оплакали, а узнав, радовались второму рождению. У Субедей-багатура вторая жизнь, ее еще на многих врагов хватит!

Даниил сидел словно оглушенный. Неужели тогда его запомнили и позволили бежать?! Князь даже не расслышал, что говорил Батый, хотя это было очень опасно. Хан, видно, понял, снова усмехнулся:

– Галич отнимать у тебя не стану. Я храбрый воин, ты храбрый воин, владей. Только против меня свои полки не веди, пощады не будет!

Это уже была почти угроза. Что отвечать? Даниил вспомнил совет митрополита Кирилла, данный еще в Холме: когда не знаешь, что ответить, лучше промолчи.

Батый неожиданно поинтересовался:

– Наше черное молоко кумыс пьешь?

Стараясь не подавать виду, что от сердца отлегло, Даниил чуть усмехнулся:

– Доселе, хан, не пил, но угостишь, выпью.

Батый сделал знак, и откуда-то из-за ковра словно вынырнул рослый татарин с сосудом и пиалами. Ловко, не пролив ни капли, налил в обе пиалы и с нижайшим поклоном протянул одну хану, а вторую уже безо всяких поклонов Даниилу.

Батый свою взял, но пить пока не стал, следил за князем. Это могло означать что угодно. Если в кумысе яд, то хан просто понаблюдает, как станет умирать русский князь. Но как не пить? Поднес к губам, но вдруг замер, словно в сомнении. В ожидании замер и Батый.

– Хан, не знаю, позволительно ли гостю пить вперед хозяина по вашим обычаям?

– Позволительно, – кивнул Батый, все же не поднося к губам свою пиалу.

Даниил почувствовал, как по спине потек холодный пот. Но он не подал виду, о чем думает. Чуть поднял чашу:

– По нашим обычаям, когда гости пьют, они говорят, что это за здравие хозяев. Пью за твое здравие, хан!

Вкус кумыса в чаше ничем не отличался от того, который притащил пробовать любопытный Андрей. Напиток был чуть терпкий, кисловатый, но вполне терпимый. От Даниила не укрылось, что после его первого глотка поднес к губам напиток и Батый. Значит, не травлено, а хан просто его проверял, доверяет ли. Так и есть, усмехнулся:

– Не испугался, что отравлю?

– Зачем? – Князь словно и мысли такой не держал, бровь приподнял с изумлением. – Гостя, с добром пришедшего, травить – последнее дело.

– Куда сейчас пойдешь?

И это знал хитрец. Хитрован с Андреем договорились с ханшей Баракчиной, что после приема у Батыя к ней пойдут.

– К хатун твоей Баракчине. Просил, чтоб приняла.

– Зачем?

– От моей княгини ей приветы передать и подарки, про здоровье ее и детей поинтересоваться.

Хан кивнул:

– Ты хитрый, как волк, и осторожный, как лиса. И ты обязательно станешь воевать против меня, но я люблю сильных противников. Иди!

Даниил замер, не представляя, что теперь делать. Почему-то раньше об этом не подумал, помнил про костры, про то, что на порог ни в коем случае наступать нельзя, про то, что склониться нужно обязательно, а вот как выходить будет, не подумал. До такой степени не надеялся живым выйти?

Повернуться спиной к Батыю нельзя, это обида кровная, отползать задом не просто не хотелось, но и выглядело бы оскорбительно. То ли поняв это, то ли еще почему, но Батый встал сам и отправился прочь через второй выход, который быстро перед ним распахнули. Это позволило Даниилу выйти из шатра по-человечески, а не ползком задом наперед.

Завидев князя, Андрей едва не подпрыгнул на месте. Живой, здоровый и улыбается!

Поспешили к Баракчине, по пути Андрей попытался расспросить, как дело было, но на него шикнули, и пришлось дворскому мучиться, пока подносили дары ханше и возвращались обратно к себе.

К Баракчине пускали даже не всех чиновников, то, что она позволила войти в свою парадную юрту князю Даниилу, означало особое благоволение, видно, понравились небольшие подарки, поднесенные через ближних ее дам с намеком, что в случае приема будут куда более ценные.