Даниил Галицкий. Первый русский король

Павлищева Наталья Павловна

Миндовг будет королем?! Совсем немыслимо.

– Зачем это?

– А чтоб Стирланд себе его земли не захватил! У Миндовга какое было правило? Кто что завоевал, тот тем и владеет. А если с его собственными землями так же? Стирланд может. Миндовг теперь свое Великое княжество Литовское Великим королевством звать станет.

Немного поговорили о Миндовге, потом Василько вздохнул:

– Слушай, Данила, может, принять эту корону, а? Хотя бы рыцарей можно будет не бояться, и Миндовга тоже, если он будет король.

Даниил болезненно поморщился:

– На что мне она?

Устинье

помогать не пришлось, из Ревеля пришел ответ, заставивший Даниила, с одной стороны, порадоваться за Устинью, с другой – чуть обидеться на нее. Княгиня написала, что она мужнина жена и к отцу возвращаться не будет. Перед Богом клялась у алтаря, что будет с мужем до конца дней в радости и в горе, как же такую клятву предавать? Князь Андрей и впрямь отправился к Биргеру договариваться, но не о походе, такое быстро не решается, а о том, где им пожить.

У Даниила сразу мелькнула мысль предложить пожить у него, но он эту мысль отбросил, Устинья оказалась умней его самого, жить в Холме или даже у угров опасно, давно ли Батый пол-Европы из-за Котяна прошел? Конечно, князь Андрей не Котян, но он прав, что за море бежал, там надежней. Только что там делать будет? Даниил хорошо помнил, каково это, быть обузой на чужбине. Оставалось только молиться, чтобы как-то удалось безопасно вернуться.

Дочь ни словом не обмолвилась о князе Александре и о самой рати, даже о Марии Ростовской вскользь, мол, княгиня не захотела с ней бежать, осталась дома. Письмо у Устиньи получилось небольшое и все посвящено князю Андрею и ее верности мужу. Но отец был рад и такому.

Миндовга точно подменили, он крестился, помирился со всеми соседями и даже предложил дружбу Васильку и Даниле. Мало того, его сын Войшелг вдруг принялся сватать свою сестру за Данилова сына Шварна! Сын не дочь, тот жену к себе в дом приведет, Даниил согласился. Шварн был послушен родительской воле.

БЕЗ БАТЫЯ

За столько лет они привыкли, что гонцы приносят только дурные вести, но эта была такой, от которой хотелось заорать во все горло, выйдя на крыльцо, или начать трезвонить в колокола, – умер Батый!

Не в силах усидеть, Даниил вышел на крыльцо, остановился, оглядываясь и вдыхая напоенный осенней легкой прохладой воздух. Дышалось особенно легко. Стояли последние теплые денечки перед осенней непогодой, по ветру летели тонкие паутинки, пахло сложенными под крыльцом яблоками, легкий ветерок едва шевелил листву. Изредка пожелтевший лист отрывался от ветки, медленно кружа, тихонько опускался на землю. Тепло, красиво и… вольно.

Умом Даниил понимал и то, что радоваться человеческой смерти нехорошо, и то, что смерть Батыя вовсе не означает избавления от татар вообще, и что последнее время уже не Батый держал огромный улус, он болел и был слаб. Но само понимание, что смерть нашла и человека, поставившего на колени большую часть Европы, радовала, и вовсе не было совестно от этой радости.

– Что за письмо, Данила Романович?

Дворский тут как тут, видел, что князю свиток принесли, и заметил, что чем-то доволен Даниил.

Тот широко улыбнулся:

– Батый помер!

– Да ну?! Вот новость так новость! А это точно?

Осторожность дворского

словно ушат ледяной воды для Даниила, а ведь он прав, татары хитрые, могли нарочно такую весть прислать, чтобы посмотреть, кто как вести себя станет. С Батыя станется, рассказывали же, что он уже разыгрывал свою смерть, хотел посмотреть, будут плакать или радоваться. И их Чингисхан вроде тоже так делал.

Именно из-за понимания такой опасности Даниил не стал ни кричать, ни в колокола звонить, но Васильку сообщил. И сам не думать об изменениях из-за смерти Батыя не мог.

Хан держал свой огромный улус крепкой рукой, конечно, не все сам, поделил на части, левобережьем Волги правил сам, а все от правого берега отдал царевичам и вон Куремсе. Северо-Восточная Русь досталась Сартаку. Что будет теперь?

Сартак слаб, ему не только не удержать всю Золотую Орду, он и сам-то не удержится. Орда развалится, как развалилось множество сильных государств, которые держались силой правителя.

Галицкий почувствовал, что у него даже ладони вспотели. Это был его час! Пришло время осторожно, потихоньку осуществлять свою мечту, ту, о которой он не говорил даже самому близкому человеку – брату Васильку. В Орде настают трудные времена, это Даниил понимал хорошо, большую рыбку ловят в мутной воде, именно в такие трудные времена и захватывается большая власть.

Даниил прекрасно понимал, что всей Русью ему не править, на северо-востоке есть Невский, и с ним делить Русь Галицкий был согласен. Каждому свое, он не зарился на Новгород или даже вон Москву и мысленно никогда не замахивался, не его земли. Но вот Киев и Чернигов Невскому не нужны, иначе давно бы взял под себя с одобрения Батыя.

Батыя больше нет, есть куда более слабый Сартак, и есть Киев, который под Куремсой. Даниил помнил Куремсу еще по своей поездке в Сарай, едва ли наместник сильно изменился. И чего его Батый держал? Видно, чем-то обязан с молодости. Это обязательство ничуть не волновало Галицкого, он задумался о другом.

Как поведут себя те же Бела или Миндовг, узнав о смерти Батыя? Не обернется ли это известие сигналом к захвату власти, кто какую сможет? Неожиданная мысль поразила Даниила: в последние годы на Руси прекратились войны между князьями, теперь любой спор из-за княжения или куска земли решался в Сарае. Не всегда справедливо, но зато без крови! Получалось, что Батый был гарантией спокойствия на истерзанной долгими междоусобицами Руси?! Тогда прав Кирилл, твердя, что эта беда русским в наказание и в назидание. О, Господи, как же провинился пред тобой русский народ, если его приходится вразумлять такими жертвами?!

Даниил Романович сознавал, что нужно срочно встречаться с другими правителями, чтобы понимать, что делать. Василько поддержал брата:

– Особо ни с кем бесед не веди, но посмотри. Если не знают, то пока и не говори.

Конечно, уже знали. В Кракове, куда приехал Даниил, его встретили озабоченно: что же теперь будет, не пожелает ли новый правитель так же пройтись по Европе, чтобы показать свою силу?

– Кто, Сартак?

Галицкий едва не сказал, что кишка тонка, но тут же прикусил язык. Мало ли какой длины уши у татар? А то можно дорого заплатить за излишнюю разговорчивость.