Даниил Московский
Шрифт:
— Возьми в дружину, воевода... Якушка я, из Дютькова, которого ты звал к себе в осадные дни...
— С чего вдруг надумал? — удивился воевода. — Быстро же ты на своём дворе нагостился!
Якушка медленно разжал пальцы. На серой от золы ладони тускло блеснул оплавленный комочек серебра.
ГЛАВА 2
СМЕРТЬ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ
1
Князь Даниил Александрович давно заметил, что чёрные вестники почему-то приезжают чаще всего ненастными ветреными ночами,
Бешеная грозовая ночь злодействовала над Москвой на исходе мая, в лето от сотворения мира шесть тысяч восемьсот второе [19] , когда приехал гонец с вестью о неожиданной смерти великого князя Дмитрия Александровича, старшего брата Даниила.
19
1294 год.
Шквальные порывы ветра сотрясали кровли княжеского дворца, косые струи дождя хлестали в слюдяные оконницы, колокола кремлёвских соборов сами собой раскачивались и гудели; казалось, это город стонет в непроглядной тьме, придавленный лютой непогодой.
Разбуженный комнатным холопом, князь Даниил принял недоброго вестника в тесной горенке, заставленной дубовыми сундуками с посудой и мягкой рухлядью, без всякой торжественности, только домашний синий кафтан накинул на исподнее белье. Молча выслушал гонца, переспросил только, где сейчас княжич Иван, единственный сын и наследник Дмитрия Александровича и, услышав в ответ, что он едет с отцовской дружиной и обозом от Волока-Ламского к Переяславлю, закончил разговор...
У порога холодно стыла лужа, которая натекла с сапог и мокрой одежды гонца. В чёрной, как дёготь, воде отражались тусклые огоньки свечей. За притворенной дверью затихали, удаляясь, тяжёлые шаги дворецкого Ивана Романовича Клуши.
Даниил представил, как замечется сейчас сотник Шемяка Горюн, рассылая дружинников за думными людьми, как побегут к дворцовому крыльцу, разбрызгивая сапогами лужи и прикрываясь полами плащей от секущего дождя, поднятые с постели бояре и воеводы, и зябко повёл плечами.
Первое чувство ужаса, когда Даниилу вдруг показалось, что рухнули стены и он остался будто голый, незащищённый на ледяном ветру, уже прошло, и к князю вернулась способность думать и рассуждать.
А подумать было о чём...
Старший брат, великий князь Дмитрий Александрович, был для Даниила опорой в жизни, поводырём в тёмном лесу княжеских дел. Даже побеждённый и униженный, преследуемый по пятам князьями-соперниками, изгнанный из столицы, Дмитрий Александрович оставался в глазах людей великим князем, вокруг которого спустя малое время снова собирались друзья и ненависть к которому выявляла скрытых недругов. Привычная расстановка сил сохранялась на Руси, и было понятно, с кем хранить дружбу и против кого готовить рати.
Со смертью великого князя Дмитрия Александровича всё привычное рухнуло и рассыпалось, как спицы из тележного колеса, потерявшего обод в глубоком ухабе...
Даниил с горьким сожалением думал, что он напрасно мнил себя самостоятельным правителем. Спокойными и благодатными для Москвы годами он обязан единственно старшему брату. Сильная рука великого князя прикрывала Москву от посягательства соседей, устрашала недоброжелателей. А он, Даниил, как малое дитя, сердился на братскую руку и порой отталкивал её...
Но только ли он, Даниил, виноват в том, что между Москвой и стольным Владимиром случались и пасмурные дни взаимного недоброжелательства, и грозовое громыхание открытой вражды?
Вспоминая прошедшие годы, Даниил мог честно ответить: нет, не только он!
Великокняжеский Владимир издавна привык видеть в удельной Москве лишь младшего служебника и требовал присылать полки, как будто у Москвы не было иного предназначения, кроме как подпирать своими неокрепшими плечами пышное, но непрочное строение великокняжеской власти, которое опасно раскачивали ордынские злые ветры, постоянное соперничество князя Андрея Городецкого, среднего Александровича, новгородское неуёмное своевольство, равнодушие ростовских, ярославских, углицких, белозерских и иных удельных князей. «Полки! Посылай полки!» — требовал великий князь Дмитрий Александрович от младшего брата. Требовал, но не всегда получал желаемое, потому что Даниил вместе с властью над Москвой воспринял неуступчивость воеводы Ильи Кловыни и отвечал его словами: «А ну как к Москве приступят враги? Чем город оборонять буду?»
Время подтвердило мудрость такой неуступчивости. Копилась в Московском княжестве ратная сила, не растрачиваемая на стороне. Осторожное обособление от междоусобных войн позволило Даниилу избежать многих несчастий. Обошли Московское княжество, не числившееся в явных союзниках великого князя Дмитрия, разорительные татарские рати, которые дважды наводил на Русь злой домогатель великокняжеского стола князь Андрей Городецкий... [20]
Когда же он, Даниил, переступил незримую черту, которая в глазах людей отделяла его от великокняжеских деяний Дмитрия Александровича, и он, московский князь, недвулично оказался в воинском стане старшего брата? Да и была ли она, эта черта? Скорее это было похоже на скольжение по ледяному склону, поначалу — невольное, едва заметное, а потом — всё стремительнее, и уже нельзя было остановиться, неудержимо несло навстречу ветру...
20
Ордынская рать Кавгадыя и Алчедая в 1281 году и рать Турантемиря и Алына в 1282 году. Во время этих «ратей» Москва не пострадала, хотя значительная часть русских земель подверглась опустошению.
В лето шесть тысяч семьсот девяносто третье [21] князь Андрей Городецкий опять привёл на Русь ордынского царевича с конным войском. Вскипела в жилах Дмитрия Александровича горячая кровь его отца, прославленного воителя Александра Ярославича Невского, не стал он прятаться от татар в дальних городах, но кинул клич по Руси, сзывая храбрых на битву. Захваченный общим одушевлением, Даниил Московский тоже привёл свою дружину к Оке-реке. Над ратным полем развевались рядом владимирские и московские стяги, являя всем единение братьев.
21
1285 год.
Побили тогда русские полки татар, и побежал царевич в Орду бесчестно, пометав на землю рыжие бунчуки свои [22] , и обнял с благодарными слезами великий князь Дмитрий своего брата младшего Даниила, и пошли по Руси разговоры, что родичи по крови породнились и делами...
Но победа над царевичем вызвала гнев и ордынского хана, и князя Андрея Городецкого, обманувшегося в своих надеждах, и гнев их пал поровну на Дмитрия и на Даниила...
Потом московская дружина вместе с великокняжескими полками ходила на мятежную Тверь. Кровь тверичей ещё больше связала братьев.
22
Бунчук — древко с конским хвостом на конце, которое заменяло в ордынском войске знамя.