Даниил Московский
Шрифт:
Но князь Даниил вдруг остановился возле порога, обнял Ивана за плечи и небрежно бросил Антонию:
— Ты пойди, боярин, посмотри воинство. Воевода тебя проводит. А мы с братиничем, пожалуй, в избе останемся, поговорим по-родственному...
Антоний замахал руками, не соглашаясь.
— Иди, боярин! — настойчиво повторил Даниил.
Оттесняя Антония за порог, глыбой надвинулся воевода Илья Кловыня:
— Иди!
Подскочивший Шемяка Горюн крепко взял Антония под руку, будто желая вежливо подержать, а на самом деле чуть не силой вытолкнул его за дверь.
За прикрытой дверью
Даниил и Иван остались одни.
Они опять сели за стол, каждый на своё место. Даниил отодвинул в сторону железный светец с тремя тонкими свечами. Свечи были из плохого воска, чадили и потрескивали, как сырые поленья в печи. Дрожащие язычки пламени отражались в серых глазах Ивана, и взгляд этих глаз казался Даниилу каким-то зыбким, ненадёжным.
А Даниилу хотелось найти в глазах Ивана твёрдость, веру в общее дело, которое объединило бы их, самых близких людей покойного Дмитрия Александровича.
Даниил верил, что такое единение возможно, если Иван пойдёт за ним, московским князем, и если дорога, которую выберет для себя переяславский наследник, будет направлена не к призрачному блеску стольного Владимира, а к достижимой цели — сохранению Переяславского княжества.
Но эти оба «если» зависели от того, сумеет ли он, Даниил, убедить Ивана в своей правоте, оторвать его от боярина Антония. И Даниил начал:
— Ответствуй, как на исповеди, как перед отцом твоим, ибо я тебе отныне вместо отца: по плечу ли тебе великокняжеское бремя? Чувствуешь ли твёрдость и силу в себе, чтобы спорить с князем Андреем? Готов ли на вечные тревоги, на кровь и вражду? Отвечай, как думаешь сам, ибо как мыслит боярин Антоний, я уже слышал...
И Иван на каждый вопрос без промедления отвечал:
— Нет! Нет! Нет!
— Так почему же ты идёшь за боярином? — настойчиво допытывался Даниил. — Боярин прошлым жив, тебе же о будущем думать надо. Почему его слушаешь?
Иван опустил глаза, проговорил тихо, с усилием:
— Стыдно мне слабость перед отцовскими боярами показывать. Говорят они, что я-де от дела родителя своего отказываюсь, если не думаю о великом княжении...
— Стыдно? — насмешливо переспросил Даниил. — А чужим умом жить не стыдно? Запомни, Иван, княжескую заповедь: бояр выслушай, но поступай по своему разумению. Князь над боярами, а не бояре над князем. Так Богом установлено — князь над всеми! Только так можно княжить!
— Трудно мне...
— А какому князю легко? — перебил Даниил. — Думаешь, мне было легко, когда сел неразумным отроком на московский удел? Бояре замучили советами да увещеваниями, вроде как тебя Антоний. Не сразу я их гордыню переломил...
— И у тебя, значит, подобное было?
— Было, Иван, было.
— Что мне делать-то? Присоветуй. Как в тёмном лесу я.
Даниил перегнулся через стол и принялся втолковывать свой взгляд на княжеские дела, с радостью подмечая, как тает холодок в глазах племянника:
— Не та теперь Русь, что была при батюшке твоём, совсем не та. Владимирское княжество, опора всякого великого князя, силу потеряло. Не по плечу нынче Владимиру властвовать над Русью. Призрак это, не живой человек. Опору теперь нужно искать лишь в своём собственном княжестве, крепить его, расширять. Будешь своим княжеством силён, можно и о стольном Владимире подумать, но не менять на него своё княжество, а к своему княжеству присоединять, как добавку! Но и для Москвы, и для Переяславля не скоро такое будет возможным. На десятилетия счёт придётся вести! А пока наше дело — сохранить имеющееся. Запомни накрепко: в одиночку ни Переяславлю, ни Москве против великого князя Андрея не выстоять! В единении спасение! Как пальцы, в кулак сжатые! В железную боевую рукавицу затянутые! Всесокрушающие! Дружбу тебе предлагает Москва. Не отталкивай её!..
Иван растроганно всхлипнул:
— Единым сердцем и единой душою буду с тобой, княже!
Даниил расстегнул ворот рубахи, вытащил золотой нательный крест, протянул Ивану:
— Се крест деда твоего и отца моего, благоверного князя Александра Ярославича Невского. Поцелуем крест на взаимную дружбу и верность!
Иван благоговейно прикоснулся к кресту губами, в его глазах блеснули слёзы.
— На дедовском кресте клятва нерушима! — строго, почти угрожающе возгласил князь Даниил. — Аминь...
Потом Даниил откинулся на скамью, обтёр платком вспотевший лоб, вздохнул облегчённо: «Наконец-то!» Продолжил уже спокойно, буднично:
— Конная рать с воеводой Ильёй Кловыней пойдёт следом за твоим обозом. Если понадобится — позови его, воевода знает, что делать. А лучше бы сам управился с великокняжескими наместниками. Андрею о нашем союзе ни к чему знать.
— Сделаю, как велишь...
— О кончине отца твоего, если в Переяславле не знают, молчи. Веди дело так, будто отец за тобой следом идёт, а ты его опередил, чтобы перенять город у наместников отцовым именем...
— Сделаю, как велишь...
— Как в город войдёшь, собирай людей из волостей, садись в крепкую осаду. Если князь Андрей ратью на тебя пойдёт, шли гонцов в Москву.
— Спасибо, княже. Пошлю...
— Боярину Антонию пока не говори о решённом между нами.
— Не скажу, княже...
— Ну, с Богом! — решительно поднялся Даниил. — На твёрдость твою уповаю, на верность родственную. Брат для брата в трудный час! Пусть слова эти условными между нами будут. Кто придёт к тебе с этими словами — тот мой доверенный человек.
Даниил обнял племянника, ещё раз шепнул на прощание:
— Будь твёрд!..
Небо над лесом посветлело, но дождь продолжал сыпать, как из сита, мелко и надоедливо.
То ли от непогоды, то ли от того, что не было больше подгоняющего азарта спешки, обратная дорога показалась Даниилу бесконечно длинной.
Даниил покачивался в седле, борясь с навалившейся вдруг дремотой. «Дело сделано! Дело сделано!» — повторял он про себя, но повторял как-то равнодушно, без радости. Удачные переговоры с княжичем Иваном были лишь малым шагом на бесконечной дороге княжеских забот, которыми ему предстояло заниматься и сегодня, и завтра, и через год, и всю жизнь, потому что каждое свершённое дело тянуло за собой множество новых дел и забот, и так — без конца...