Даниил Московский
Шрифт:
И ещё: Ногай уверен, главный его враг — Тохта. Тот Тохта, который сделался ханом Большой Орды не без его, Ногая, помощи.
Тохта коварен, и мурза Селим подтвердил это перед казнью. Хан Большой Орды склонял его к измене. Неблагодарность Тохты — Плата за добро, оказанное ему ханом Ногайской орды.
Небо хмурилось, и, подобно морю, мрачнел Ногай. Из степи, где пролегала татарская сакма [76] на Русь, донесли: из Сарая возвращается во Владимир великий князь Андрей, а с ним мурза Чета.
76
Сакма (тюркск.) —
Ногай недоволен — князь Андрей миновал Ногайскую орду и не оставил хану даров. Великий князь искал милости у Тохты, но потерял её у хана Ногайской орды, а потому, сказал сам себе Ногай, он поможет тому урусскому конязю, кто обратится к нему. Пусть это станет уроком для тех удельных конязей, какие не хотят замечать его, хана Ногая. Пусть они, направляясь в Сарай, прежде поклонятся хану Ногайской орды...
Волна за волной накатывались на берег. Солёная пыльца оседала на лице Ногая, и он тыльной стороной ладони время от времени отирался. Хан слушал море, в его грозном гуле чудился рёв тысяч и тысяч воинов, рвущихся в бой. В нём он выделял голос отца, сотника Исмета. Ногай помнил, как отец привёл его, мальчишку, к морю и сказал: «Сюда нас привёл Бату-хан, ты же отправишься к другому морю и там разобьёшь свою вежу».
Ногай исполнил завет отца, от моря Хвалисского [77] , где жили улусы Большой Орды, он увёл свою орду к водам морей Сурожского и Русского. Здесь его, Ногая, степи, его становища. Если обратиться лицом к восходящему солнцу, там владения Тохты; по правую руку аулы закубанских касогов, по левую — лесные земли урусов, а тут, где заходит, его, Ногая, степи.
Хан тронул коня и вскоре увидел свой стан, шатёр и множество шатров своих вельмож.
Ногай пробудился от окриков караульных и неистового собачьего лая. Откинув полог, в шатёр заглянул раб, прислуживавший хану.
77
Хвалисское море — Каспийское море.
— Что за голоса я слышу? — нахмурился Ногай.
— Приехал переяславский конязь.
— Пусть поставит свой шатёр, а когда я пожелаю, то позову его.
Ногай зевнул, подумал, что, не иначе, переяславского князя привела сюда княжеская распря. Верно, помощи просить станет. И усмехнулся: вот и настало время, когда не к Тохте, а к нему явился один из удельных конязей с поклоном...
Переяславца Ногай принял на третий день, на заходе солнца, когда жара спала и повеяло прохладой. Хан восседал на кожаных подушках, набитых верблюжьей шерстью, ел варёное мясо барашка и запивал кумысом. Князь Иван остановился у входа, низко склонился в поклоне.
— Проходи и садись рядом со мной, — милостиво указал Ногай на место на ковре.
Сел князь Иван, а вслед гридни внесли подарки для хана. Ногай рассмеялся:
— Ты, конязь, не получил поддержки Тохты, потому и завернул ко мне.
— Нет, хан, и в том ты можешь убедиться по моим дарам.
— Хм! Тохта благоволит к конязю Андрею, ты беден. Но я поддержу тебя и не позволю великому конязю чинить тебе обиды. — И снова усмехнулся, подумав о том времени, когда они с Тохтой водили дружбу. Тогда Тохта ещё не был ханом и только мечтал о власти, заверял Ногая в дружбе. Он усыпил его бдительность, и темник Ногай помог Тохте сесть на трон в Большой Орде.
Позже Ногай понял свою ошибку и откочевал из владений Тохты, вежи его расположились у Днепра. Но Тохта Ногая не преследовал, царевичи и мурзы отговорили, а темники сказали хану: к чему проливать кровь?..
А на второй год Ногай объявил себя ханом своей орды, и Тохта смирился...
Прищурившись, Ногай долго смотрел на покорно стоявшего переяславского князя, наконец сказал:
— Ты, конязь Иван, впредь не в Сарае защиты ищи, а у меня. Садись рядом, отведай мяса молодой кобылицы, испей кумыса. Я знаю, у тебя нет детей, это беда. Хочешь, я дам тебе в жёны свою сестру, она родит сына, и будет он конязем переяславским!
Князь Иван потупился.
— Ты думаешь? — спросил Ногай.
— Хан, — ответил переяславец, — чую, дни моей жизни сочтены, и к чему немощному молодая жена?
— Хе, ты рассуждаешь как древний старик. Юная жена — добрый лекарь.
— Умирающего не оживить.
— Твоё дело, конязь, — недовольно промолвил Ногай. — Но если ты когда пожелаешь, я исполню обещанное.
— Добро, хан. Я знал, что найду в те покровителя. Теперь, коли великий князь Андрей замыслит потягнуть меня, я знаю, где сыщу заступника.
Ногай кивнул:
— Ты сказал истину, конязь Иван.
Не ведала, не гадала Дарья, что уже этим летом окажется она в Москве и осядет здесь до конца жизни.
А всё случилось неожиданно. Возвращался из Великого Новгорода московский торговый человек и в Твери, остановившись на отдых, увидел Дарью, юную и пригожую. И нужно сказать, торговый гость тоже был молод и статен, а в девах удачлив. Приглянулась ему девица да и задержался в Твери. Узнав, что зовут её Дарья и нет у неё родных, укараулил, когда шла от обедни, да и предложил:
— Выходи за меня, Дарьюшка, замуж. Я не беден и тя в обиду никому не дам. А зовут меня Парамон, и в Москве, среди купцов, человек я известный.
Не долго думала Дарья. Парамон из себя видный и, по всему, добрый, эвон как ласково на неё поглядывает. Согласилась.
Привёз Парамон Дарью в Москву и вскорости отправился по торговым делам на Белоозеро, да там и сгинул. Видно, лихие люди в пути подстерегли купца.
С той поры жила Дарья в верхней части Великого посада, где монастырь Николы Старого, в купеческом домишке, сажала на огороде лук и капусту, а по воскресным дням, когда шумело торжище, продавала пироги с капустой.
Ни вдова Дарья, ни мужняя жена...
На заре борьбы Твери с Владимиром за великокняжеский стол Москва была малым городом, не соперничавшим ни с Тверью, ни тем паче с Владимиром.
Кремль бревенчатый, что в ширину, то и в длину чуть боле полёта стрелы, стоит на холме, стрельницами красуется, а понизу узкая полоса Подола, заселённая литейщиками и кузнецами, сапожниками и иным ремесленным людом. А на Верхнем посаде жили ювелиры, строили свои хоромы и бояре, кому в Кремле места не досталось.