Dantalion
Шрифт:
В мире, что ты создал, нет любви. Есть лишь съедающая тебя самого едкая ненависть.
Комментарий к Глава 29. «Множество рек Мэй 3» Хм, мне кажется или читатели игнорят меня уже две главы?
хитрый прищур
====== Глава 30. «Зеркало в зеркальном отражении» ======
Мое имя Агурия Кейко. Ничем непримечательная серетейская душа. Таких, как я, обычно не замечают в строю, не запоминают имени. Я просто есть, а если я пропаду, никто и не заметит. С чего началась моя история? С того дня, когда я только поступила на службу в пятый отряд, или, может, чуть позже, когда я возвращалась со свидания и… а что было потом?
Кейко открыла глаза,
— Сучка! Это мое тело!
Но Кейко дернули вверх за руку, и черная фигура, повиснув в воздухе, притянула её к себе, ногтями дотронувшись до холодного лица, и подарила поцелуй в губы, после чего Кейко прикрыла глаза.
Когда Кейко вновь открыла глаза, она больше не висела в пространстве, а лежала на твердой металлической поверхности, из-за чего тело жутко ломило, и так хотелось похрустеть косточками. Более того, в глаза ударил яркий искусственный свет, и только поморгав, девушка увидела перед собой три операционные лампы. Она чуть приподняла голову, обнаружив, что мало того, что находится нагой, так на груди еще красуется свежий шов.
— Очнулась-таки? – прозвучал голос слева.
Кейко обернулась и увидела мужчину странного внешнего вида, лицо его было изрисовано белой краской с черной полосой на глазах, а по бокам на голове торчали странные штуки, одну из которых он крутил.
— Мое имя Куротсучи Маюри, я капитан двенадцатого отряда и по совместительству директор исследовательского бюро.
«Что я делаю в двенадцатом отряде?».
— Кстати, — Маюри оторвал штуку от головы, которая тянулась на проводе от места, где должно быть ухо. — Не подскажешь, зачем Урахара Киске хранил твой труп в морозилке? — с искаженно-мученическим от любопытства лицом спросил Маюри.
Послышался стук головы Кейко об операционный стол вместо ответа.
Вернёмся же в тот день, когда всё началось. Куротсучи нервно перебирал пробирки, сетуя на тяжелую жизнь, и нашел оставленный Урахарой подарочек, который, увы, прибавил лишь головной боли. Мало того, что у Капитана отряда, оказывается, весьма не сладкая жизнь, так и очнувшаяся еще не может никак восстановить речевой центр и мямлит нечленораздельно. Хотя чего он хотел, оболочка была уже почти мертва, когда он нашел её в морозильной камере. Лишь благодаря своему таланту он смог восстановить её, ну и благодаря сохранившейся реяцу. Но от того, что девушка очнулась, легче не стало. Сколько бы он её ни препарировал, ни изучал, ни анализировал — в ней не было ничего незаурядного, из-за чего Киске мог сохранить её труп. Обычная синигами, со средней духовной силой. В ней ничего не спрятано, ничего не зашифровано. Есть и всё. Что за подарочек? Или Киске так неудачно решил пошутить перед своим побегом? От злости Маюри расплющил пробирку об стол, шипя в отражение.
— Капитан Куротсучи!
В лабораторию
— Ну что?
— Там возле бараков, кажется, лейтенант пятого отряда что-то ищет.
— Ну что это такое! – экспрессивно воскликнул Маюри. — Какого Меноса ему надо?
Возле бараков двенадцатого отряда действительно стояли две фигуры. Одна — статная, принадлежащая Айзену Соуске, что сидел на корточках, рукой очерчивая почерневший кровавый развод на земле, и вторая — фигура худощавого мальчика, что наматывал круги рядом с лейтенантом.
Соуске продолжал трогать след, словно тот мог ответить ему на мучивший вопрос.
— Интересно, реяцу Тауры прерывается здесь, но я её не чувствую. Удивлен, её трупа не оказалось в лесу. Выжить она не могла. Если только Киске не прихватил её тело вместе с теми образцами? – сам с собой разговаривал Соуске.
— Лейтенант Айзен, — протянул Гин. — Или я думаю, что скоро можно будет убрать приставку «фуку».
Айзен усмехнулся на подобное замечание. Ичимару был острым на язык, даже слишком.
— Мне кажется, или вы расстроились из-за того, что не нашли рыжую змейку?
Соуске вздрогнул и перевёл на Ичимару предупреждающий взгляд, и тот, отмахнувшись руками, мол, больше не будет, прикрыл рот рукой.
— Ну что это такое? У меня и так дел невпроворот!
На улицу вышел Куротсучи, нервно размахивающий руками, пытающийся разогнать посторонних как назойливых мух.
— Прошу прощения за вторжение. Я искал одного человека. Рыжую девушку. Вы нигде её не видели? – любезно поинтересовался Соуске.
Но увидев недоброжелательное выражение лица нового капитана двенадцатого отряда, понял, что ответа получить явно не получится.
— Брысь! Кыш, кыш! Вы мешаете моему мыслительному процессу! – Маюри разогнал посторонних и вернулся в лабораторию.
Соуске направился обратно в бараки пятого отряда, и сердце отдало один сильный удар, стоило Гину снова заговорить:
— И все-таки вы расстроились. Нет ничего хуже призрачной надежды.
В камере стояла жуткая сырость. Кейко босыми ногами на цыпочках топталась на месте, чтобы хоть как-то размять кости, в «спальном» корпусе, как называл его безумный ученый, уже стояла тишина. Сквозь решетки вверху стены, что заменяли окно, мерцала полная луна, служившая источником света в треклятом месте, которое стало для девушки «домом». Она не знала, сколько прошло времени: год, два, а может, и того больше. Иногда Куротсучи ставил на ней эксперименты ночью, неделями, а иногда не появлялся целую вечность. Что с ней уже только ни делали, Кейко дивилась, как она вообще еще способна стоять на ногах, дышать и мыслить после всех жутких пыток-экспериментов. Она облокотилась о решетку спиной, рухнув на пол. Сколько еще будет продолжаться этот ад? Кейко прикрыла глаза, прислушиваясь к тихому шороху и появившимся шагам. Реяцу едва чувствовалась, кто-то явно пытался её скрыть. Девушка повернулась, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в темноте, в дальнем углу мелькнула тень.
Неужели её опять поведут в жуткую лабораторию, и все пытки начнутся сначала?
Но никто не приходил, тогда Кейко, сама не отдавая себе отчета, хрипло-осипшим голосом крикнула:
— Здесь есть кто-нибудь?
Шаги тут же стихли.
— Эй, мне нужна помощь!
Шаги стали приближаться.
Кейко вцепилась в решетку, проклиная себя. Естественно, кроме сотрудников бюро здесь никого быть не может. В крайнем случае, скажет, что ей стало плохо и ей нужен воздух. Вдруг сможет сбежать.