Данте. Демистификация. Долгая дорога домой. Том II
Шрифт:
Пьер Медичина говорит о Курионе, что «сосед хотел бы лучше не видать вовеки» края, из которого вышел адмирал Нельсон – «кривоглазый изверг», а я добавлю, что вторжение Цезаря на «туманный Альбион» кончилось бесславно, возможно, Курион был назван виновным в этой неудаче.
E un ch'avea l'una e l'altra man mozza,levando i moncherin per l'aura fosca,s`i che «l sangue facea la faccia sozza, [105]grid`o: «Ricordera'ti anche del Mosca,che disse, lasso!, «Capo ha cosa fatta»,che fu mal seme per la gente tosca». [108]E io li aggiunsi: «E morte di tua schiatta»;per ch'elli, accumulando duol con duolo,sen gio come persona trista e matta. [111]И тут другой, увечный безобразно,Подняв остатки рук в окрестной мгле,Так что лицо от крови стало грязно, [105]Вскричал: «И Моску вспомни в том числе,Сказавшего: «Кто кончил, – дело справил».Он злой посев принес родной земле». [108]«И смерть твоим сокровным!» – я добавил.Боль болью множа, он в тоске побрелИ словно здравый ум его оставил. [111]– Скажи-ка,Моска (Мечеть) = Москва! И этим всё сказано.
«С потерей Москвы не потеряна Россия» – слова М. И. Кутузова. Войну кончает не тот, кто берёт город, а тот, кто справляет триумф Победы. Первый кандидат на роль Моски – сдавший Москву императору Наполеону полководец.
Из академической статьи:
Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов (1745—1813 годы) – русский генерал-фельдмаршал из рода Голенищевых-Кутузовых, главнокомандующий во время Отечественной войны 1812 года. Первый полный кавалер ордена Святого Георгия.
В 1804 году Россия вошла в коалицию для борьбы с Наполеоном, и в 1805 году русское правительство послало в Австрию две армии; главнокомандующим одной из них был назначен Кутузов. В августе 1805 года 50-тысячная русская армия под его командованием двинулась в Австрию. Не успевшая соединиться с русскими войсками австрийская армия была разгромлена Наполеоном в октябре 1805 под Ульмом. Армия Кутузова оказалась один на один с противником, обладавшим значительным превосходством в силах.
Сохраняя войска, Кутузов в октябре 1805 года совершил отступательный марш-манёвр протяжённостью в 425 км от Браунау к Ольмюцу и, нанеся поражение И. Мюрату под Амштеттеном и Э. Мортье под Дюренштейном, вывел свои войска из-под нависшей угрозы окружения. Этот марш вошёл в историю военного искусства как замечательный образец стратегического манёвра. От Ольмюца (ныне Оломоуц) Кутузов предлагал отвести армию к русской границе, чтобы, после подхода русского подкрепления и австрийской армии из Северной Италии, перейти в контрнаступление.
Вопреки мнению Кутузова и по настоянию императоров Александра I и австрийского Франца II, воодушевлённых небольшим численным превосходством над французами, союзные армии перешли в наступление. 20 ноября 1805 года произошло Аустерлицкое сражение. Сражение окончилось полным разгромом русских и австрийцев. Сам Кутузов был ранен осколком в щеку, а также потерял своего зятя, графа Тизенгаузена. Александр, осознавая свою вину, гласно не винил Кутузова и наградил его в феврале 1806 орденом Св. Владимира 1-й степени, однако никогда ему не простил поражения, полагая, что Кутузов намеренно подставил царя. В письме сестре от 18 сентября 1812 года Александр I высказал свое истинное отношение к полководцу: «по воспоминанию, что произошло при Аустерлице из-за лживого характера Кутузова».
В Рущукском сражении 22 июня 1811 года (15—20 тысяч русских войск против 60 тысяч турок) он нанёс противнику сокрушительное поражение, положившее начало разгрому турецкой армии. Затем Кутузов преднамеренно отвёл свою армию на левый берег Дуная, заставив противника в преследовании оторваться от баз. Он блокировал переправившуюся через Дунай под Слободзеей часть турецкой армии, а сам в начале октября послал корпус генерала Маркова через Дунай с тем, чтобы напасть на оставшихся на южном берегу турок. Марков обрушился на неприятельскую базу, овладел ею и взял под обстрел захваченных турецких пушек главный лагерь великого визиря Ахмеда-ага за рекой. Скоро в окружённом лагере начались голод и болезни, Ахмед-ага скрытно покинул армию, оставив вместо себя пашу Чабан-оглу. 23 ноября 1811 года Чабан-оглу сдал Кутузову 35-тысячную армию с 56 орудиями. Ещё до капитуляции царь пожаловал Кутузову графское достоинство Российской империи. Турция была вынуждена вступить в переговоры.
В начале Отечественной войны 1812 года генерал Кутузов был избран в июле начальником Петербургского, а затем Московского ополчения. На начальном этапе Отечественной войны 1-я и 2-я Западные русские армии откатывались под натиском превосходящих сил Наполеона. Неудачный ход войны побудил дворянство требовать назначения командующего, который бы пользовался доверием русского общества. Ещё до оставления русскими войсками Смоленска Александр I назначил генерала-от-инфантерии Кутузова главнокомандующим всеми русскими армиями и ополчениями. За 10 дней до назначения царь пожаловал (29 июля) Кутузова титулом светлейшего князя. Назначение Кутузова вызвало патриотический подъём в армии и народе. Сам Кутузов, как и в 1805 году, не был настроен на решительное сражение против Наполеона. По одному из свидетельств он так выразился о методах, которыми будет действовать против французов: «Мы Наполеона не победим. Мы его обманем».
17 (29) августа Кутузов принял армию от Барклая-де-Толли в селе Царёво-Займище Смоленской губернии.
Большое превосходство противника в силах и отсутствие резервов вынудили Кутузова отступать вглубь страны, следуя стратегии своего предшественника Барклая де Толли. Дальнейший отход подразумевал сдачу Москвы без боя, что было недопустимо как с политической, так и с моральной точки зрения. Получив незначительные подкрепления, Кутузов решился дать Наполеону генеральное сражение, первое и единственное в Отечественной войне 1812 года. Бородинское сражение, одна из крупнейших битв эпохи наполеоновских войн, произошло 26 августа (7 сентября). За день боя русская армия нанесла тяжёлые потери французским войскам, но и сама по предварительным подсчётам к ночи того же дня потеряла почти половину личного состава регулярных войск. Баланс сил очевидно не сместился в пользу Кутузова. Кутузов принял решение отойти с бородинской позиции, а затем, после совещания в Филях (ныне район Москвы), оставил Москву. Тем не менее русская армия показала себя достойно при Бородине, за что Кутузов 30 августа (11 сентября) произведён в генерал-фельдмаршалы.
А. С. ПушкинПеред гробницею святойСтою с поникшею главой…Все спит кругом; одни лампадыВо мраке храма золотятСтолпов гранитные громадыИ их знамен нависший ряд.Под ними спит сей властелин,Сей идол северных дружин,Маститый страж страны державной,Смиритель всех её врагов,Сей остальной из стаи славнойЕкатерининских орлов.В твоем гробу восторг живёт!Он русский глас нам издаёт;Он нам твердит о той године,Когда народной веры гласВоззвал к святой твоей седине:«Иди, спасай!» Ты встал – и спас…Внемли ж и днесь наш верный глас,Встань и спасай царя и нас,О старец грозный! На мгновеньеЯвись у двери гробовой,Явись, вдохни восторг и рвеньеПолкам, оставленным тобой!Явись и дланию своейНам укажи в толпе вождей,Кто твой наследник, твой избранный!Но храм – в молчанье погружен,И тих твоей могилы браннойНевозмутимый, вечный сон…После выхода из Москвы Кутузов скрытно совершил прославленный фланговый Тарутинский манёвр, выведя армию к началу октября к селу Тарутино. Оказавшись южнее и западнее Наполеона, Кутузов перекрыл ему пути движения в южные районы страны.
Потерпев неудачу в своих попытках заключить мир с Россией, Наполеон 7 (19) октября начал отход из Москвы. Он пытался провести армию в Смоленск южным путём через Калугу, где имелись запасы продовольствия и фуража, но 12 (24) октября в сражении за Малоярославец был остановлен Кутузовым и отступил по разорённой Смоленской дороге. Русские войска перешли в контрнаступление, которое Кутузов организовал так, чтобы армия Наполеона находилась под фланговыми ударами регулярных и партизанских отрядов, причем Кутузов избегал фронтального сражения большими массами войск.
Благодаря стратегии Кутузова огромная наполеоновская армия была практически полностью уничтожена. Особо следует отметить, что победа была достигнута ценой умеренных потерь в русской армии. Кутузов в досоветское и послесоветское время подвергался критике за его нежелание действовать более решительно и наступательно, за его предпочтение иметь верную победу в ущерб громкой славе. Князь Кутузов, по отзывам современников и историков, ни с кем не делился своими замыслами, его слова на публику часто расходились с его приказами по армии, так что истинные мотивы действий прославленного полководца дают возможность различных толкований. Но конечный результат его деятельности неоспорим – разгром Наполеона в России, за что Кутузов был удостоен ордена Святого Георгия 1-й степени, став первым в истории ордена полным Георгиевским кавалером.
Наполеон часто презрительно высказывался о противостоящих ему полководцах, при этом не стесняясь в выражениях. Характерно, что он избегал давать публичные оценки командованию Кутузова в Отечественной войне, предпочитая возлагать вину за полное уничтожение своей армии на «суровую русскую зиму». Отношение Наполеона к Кутузову просматривается в личном письме, написанном Наполеоном из Москвы 3 октября 1812 года с целью начала мирных переговоров:
«Посылаю к Вам одного из Моих генерал-адъютантов для переговоров о многих важных делах. Хочу, чтоб Ваша Светлость поверили тому, что он Вам скажет, особенно, когда он выразит Вам чувства уважения и особого внимания, которые Я с давних пор питаю к Вам. Не имея сказать ничего другого этим письмом, молю Всевышнего, чтобы он хранил Вас, князь Кутузов, под своим священным и благим покровом».
В январе 1813 года русские войска перешли границу и к концу февраля достигли Одера. К апрелю 1813 года войска вышли к Эльбе. 5 апреля главнокомандующий простудился и слёг в небольшом силезском городке Бунцлау (Пруссия, ныне территория Польши). По преданию, опровергнутому историками, Александр I прибыл проститься с очень ослабевшим фельдмаршалом. За ширмами около постели, на которой лежал Кутузов, находился состоявший при нём чиновник Крупенников. Последний диалог Кутузова, якобы подслушанный Крупенниковым и переданный гофмейстером Толстым: «Прости меня, Михаил Илларионович!» – «Я прощаю, государь, но Россия вам этого никогда не простит». На следующий день, 16 апреля 1813, князя Кутузова не стало. Тело его было забальзамировано и отправлено в Санкт-Петербург, где погребено в Казанском соборе.
Передают, что народ тащил на себе повозку с останками народного героя. Император сохранил за женой Кутузова полное содержание мужа, а в 1814 году велел министру финансов Гурьеву выдать более 300 тысяч рублей на погашение долгов семьи полководца.
Кто же говорит сейчас с Данте? Это очень трагическая личность.
Казнь Верещагина в романе Л. Н. Толстого «Война и Мир» :
«Ребята!» – сказал Растопчин металлически-звонким голосом: – «этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва».
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что-то сказать ему, или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо. Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
«Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва» – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – «Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!».
Народ молчал и только все теснее и теснее нажинал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего-то неизвестного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно-широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
«Бей его! Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского!» – закричал Растопчин: – «Руби! Я приказываю!».
Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
«Граф!..» – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина: – «Граф, один Бог над нами…» – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
«Руби его! Я приказываю!..» – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
«Сабли вон!» – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю. Другая, ещё сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула передних и, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
«Руби!» – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове. «A!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и, как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе. «О Господи!» – послышалось чье-то печальное восклицание. Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся у Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала ещё толпу, прорвалась мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и проглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар.
Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа. Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его… «Топором-то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запорот-то!.. Али жив?»