Данте
Шрифт:
— Кэт!
— Я подумала о твоей бывшей невесте и подумала…
— Если бы я собирался убить тебя и нашего ребенка? — он прерывает меня, его тон резкий и сочащийся гневом.
Это звучит так ужасно, когда он произносит это вслух, но я не собираюсь извиняться за такие чувства. Правда в том, что он убил Николь Сантанджело прямо перед их свадьбой.
— Я все еще так мало знаю о том, что произошло между тобой и ней, Данте. Я запаниковала. Этим утром я не знала наверняка, действительно ли ты хотел этого со мной, или ты чувствовал себя обязанным, потому что я забеременела.
— Мы
— Тогда вечером ты сказал, что это не имело бы значения, и мы все равно были бы вместе, и я тебе верю. Но этим утром… Я была взволнована, и просто хотела попасть в церковь, чтобы увидеть тебя. Это был просто момент паники, вот и все.
Он сжимает меня крепче, кладет одну руку мне на затылок и прижимает к себе.
— Поспи немного, котенок, — мягко говорит он.
Глава 46
Данте
ВОЗРАСТ 25
Визгливый смех моей младшей сестры Джоуи, проходящей мимо столовой, заставляет меня улыбнуться. Я понятия не имею, над чем она смеется, но звук в последнее время был настолько редким, что я почти забыл, что она умела смеяться. Конечно, с тех пор, как наш отец разрешил ей переехать сюда жить со мной и Лоренцо, она стала намного счастливее.
Секунду спустя голова Максимо появляется в открытом дверном проеме:
— Они здесь, — объявляет он.
— Тогда впусти их, — говорю я с тяжелым вздохом.
Он кивает, прежде чем выскользнуть за дверь. Это мое пятое свидание с Николь Сантанджело. Каждый раз, когда мы встречались в ресторане, ее сопровождала компаньонка, которая сидела на достаточно почтительном расстоянии, чтобы мы могли поговорить наедине, но которая все это время внимательно следила за своей подопечной. Ее отец не хочет, чтобы его невинная юная дочь была запятнана до того, как она станет невестой. Не то чтобы я особенно возражал против этого. У меня нет желания запятнать ее каким — либо образом. Она не в моем вкусе. Конечно, она симпатичная. Она хорошо играет свою роль. Безупречные манеры. Тихий вежливый смешок, когда того требует случай. Она идеально запрограммированный робот.
За исключением того, что я читал язык тела людей так долго, как только мог говорить. И у Николь Сантанджело есть секрет. Итак, сегодня вечером я настоял, чтобы она поужинала у меня дома, и она не уйдет отсюда, пока я не выясню, в чем дело.
Несколько секунд спустя ее и ее телохранителя Вито проводят в комнату. Она вежливо улыбается. Как только она садится, я поворачиваюсь к Вито:
— Оставь нас.
Она ахает, а он смотрит на меня, моргая:
— Я не могу, мистер Моретти.
— Это не просьба, Вито. Уходи по собственной воле или тебя вынесут отсюда. Это твой выбор.
Он смотрит на Николь и хмурится. Насколько я понимаю, старик был ее телохранителем с тех пор, как она была ребенком. Он беспокоится, что я воспользуюсь ею.
— Со мной ее добродетель в безопасности. Я могу тебя в этом заверить, — говорю я ему.
— Все в порядке, Вито, — мягко говорит она.
— Ты можешь подождать на кухне, — добавляю я.
Он переводит взгляд с Николь на меня, взвешивая свои варианты и понимая, что у него есть только один.
— Просто крикни, если я тебе понадоблюсь, Николь, — говорит он, прежде чем
Она смотрит вниз, на сервировку стола, а не на меня.
— Вино? — я спрашиваю.
— Пожалуйста. Только немного, — отвечает она со своей отработанной вежливой улыбкой.
Я наливаю нам по бокалу, а затем наблюдаю за ней. Я провожу много времени на этих свиданиях, наблюдая за ней — изучая ее. Складывая все мелочи, из которых складывается общая картина. Время от времени вздрагивает, когда она сидит или двигается слишком быстро. Ее необычная внешность. Сегодня она пользуется косметикой, она густая и обильная и скрывает ее безупречную кожу. Я знаю, что ее кожа безупречна, потому что на нашем втором и четвертом свиданиях она вообще ничего не носила. Сегодня на ней блузка с высоким воротом, которая больше подошла бы шестидесятилетнему профессору колледжа, чем девятнадцатилетней женщине. Это немного великовато, что говорит мне о том, что это не ее.
Она что — то скрывает.
— Сними одежду, Николь, — приказываю я.
— Ч — что? — заикается она.
— Я сказал, сними одежду.
Ее щеки розовеют. Ее рот открывается и закрывается, прежде чем к ней возвращается самообладание:
— Нет.
Я поднимаюсь со стула, и она вздрагивает, когда я возвышаюсь над ней:
— Сними эту гребаную одежду, пока я не снял ее сам. И ты можешь сколько угодно кричать, чтобы старина Вито пришел тебя спасать, но я могу заверить тебя, что никто не войдет в эту дверь.
— Н — но ты сказал… я тебе даже не нравлюсь, — заикается она, сбитая с толку и напуганная.
— Я не собираюсь трахать тебя, — уверяю я ее.
— И — итак, почему?
— Просто сделай это. Я не буду просить тебя снова.
Слезы наполняют ее глаза. Она отодвигается от стола и встает. Дрожащими руками она вытаскивает блузку из джинсов и начинает стаскивать ее через голову. Как я и ожидал, ее торс покрыт синяками. Несколько свежих фиолетовых на правом боку и несколько бледно — желтых на левом. На левой груди у нее большой укус, выглядывающий из лифчика. Она опускает глаза, расстегивая джинсы и натягивая их на бедра.
— Просто встать на колени — это нормально, — говорю я ей.
Она почти незаметно кивает, следуя моим инструкциям. Верхняя часть ее бедер покрыта синяками от кончиков пальцев и следами укусов, похожими на тот, что на ее груди.
Ее грудь вздымается от усилий и унижения, когда она стоит там, позволяя мне осмотреть ее измученное тело.
— Спасибо. Теперь ты можешь снова одеться, — говорю я ей, подходя к окну, чтобы позволить ей сделать это хотя бы наедине.
Я сажусь напротив нее после того, как она закончила:
— Кто это с тобой сделал? — спрашиваю я, хотя подозреваю, что уже знаю.
Она молчалива. Годы воспитания научили ее лгать. Чтобы скрыть секреты и позор.
— Твои братья? — я спрашиваю. Она кивает. — Твой отец знает?
Затем она поднимает на меня взгляд, ее глаза мокры от слез:
— Он знает? — она фыркает. — Как ты думаешь, Данте, кто научил их быть теми животными, которыми они являются? — она выплевывает мое имя, направляя свой гнев на единственного доступного сейчас человека.