Дантисты тоже плачут
Шрифт:
Вечером в гостиной у меня все валилось из рук. Плохо быть бедной, а богатой просто опасно.
– Скажи, Кешка, – не выдержала я наконец, – ты меня любишь?
Сын оторвался от газеты и сообщил, что если я заболела, то следует выпить чай с медом и лечь в кровать; на крайний случай в аптечке есть аспирин.
– Ну все-таки, – продолжала я допытываться, – предположим, тьфу-тьфу, конечно, у меня руки-ноги поотнимались, что делать будешь?
– А язык? – осведомился Аркадий. – Язык тоже отнимется? Если онемеешь, так и быть, стану лечить. А если будешь по-прежнему нести
Ну что сказать на подобное заявление? Я вздохнула и решила выяснить у будущего юриста кое-какие профессиональные вопросы.
– Если человек умер, когда родственники могут получить наследство?
Аркадий зашвырнул газету на диван.
– Мать, надоело, мне с тобой еще лет сорок мучиться, нечего о смерти вздыхать!
Тут уже возмутилась я:
– Как сорок лет? Я не собираюсь так рано умирать. Дедушка по материнской линии дожил до ста пятнадцати лет, бабушка проскрипела до ста девяти, а ты меня поскорей закопать хочешь?
Кеша безнадежно замахал руками:
– Тебе делать нечего, да? Пойди съезди куда-нибудь, в «Макдоналдс», например, слопай обожаемый мерзкий гамбургер, а я почитаю спокойненько. Только-только все из дома убрались, так ты цепляться стала.
– Скажи, где можно получить сведения о банковском счете, о поступлениях и тратах?
– В банке, конечно. Только там крепко берегут тайны клиентов и ничего не расскажут.
Я задумалась. Во-первых, надо проверить финансовое положение Розы Седых, во-вторых, узнать, что за женщина приходила на встречу с ней в кафе «Резонанс». Второе показалось легче первого, и я пошла искать в телефонной книжке адрес.
Кафе оказалось в Марьиной Роще. Маленькая дешевая забегаловка, битком набитая галдевшими подростками. Шум стоял адский, ревел музыкальный автомат, в воздухе плыл характерный сладкий запах: кто-то курил косячок с травкой. На столиках, покрытых липкими клеенками, громоздились рюмки с дешевым вином. В углу у окна сидел на полу парнишка в грязных джинсах и меланхолично играл на флейте. Перед ним, изображая змею, извивалась девчонка лет четырнадцати. Я в своем белом пальто и модной шляпке выглядела в этой обстановке, как кусок стекла в масле.
Меланхоличная барменша, по виду чуть старше посетителей, равнодушно протирала бокалы. Я бодрым шагом подобралась к стойке и радостным голосом произнесла:
– Московское радиовещание, – вытащила удостоверение и бросила его между стаканами.
– Ну?.. – вяло отреагировала собеседница.
– Проводим конкурс. Сейчас назову приметы женщины, если узнаете ее и сможете рассказать, с кем она здесь встречалась, получите сто долларов.
Пластинка закончилась, автомат замолчал, и мой голос неожиданно разнесся по всему зальчику.
– А чего, давай, – оживилась снулая девица.
Я принялась описывать Розу Седых. Барменша только качала головой.
– Вот черт, не помню. Здесь столько всяких ходит, целый день толпа!
– А если вспомню, мне дадут сто долларов? – подал из угла голос флейтист.
– Конечно, – обрадовалась я.
– Видел ее здесь часто. Всегда приходила первая и садилась там, – парень ткнул пальцем в темный угол возле туалета, – а уже потом другая являлась. Высокая блондинка, ухоженная, глаза огромные. Последний раз на ней такое пальто было зеленое и шляпка-таблетка. Даже знаю, как ее звали.
– Как?
– Нелли.
– Откуда такая точность – и пальто запомнил, и имя?
– Я художник, – гордо оповестил парнишка. – Играю тут просто для заработка. Глаз-алмаз. А имя запомнил потому, что тетки эти чуть не передрались. Неужели не помнишь? – обратился он к барменше. – Ты еще ей налить отказалась?
Официантка наморщила лоб:
– Точно.
Тут кто-то вновь опустил монетку, и проклятый автомат начал изрыгать тяжелый рок.
– Послушай, – обратилась я к парню, – хочешь перекусить?
Он обрадовался, и мы переместились в другое кафе, где волшебным образом отсутствовали посетители. Пока голодный мальчишка запихивал в рот яичницу, я закурила, открыла кошелек, достала сто долларов и положила на стол. Юноша оживился.
– Дам еще столько же, – сказала я, – если расскажешь все подробности скандала.
Музыкант утер масленые губы, стрельнул сигарету из пачки и со вкусом принялся рассказывать.
Этих теток он видел в кафе уже целый год, ровно столько, сколько подрабатывал там, изображая укротителя змей. И свидания их всегда выглядели одинаково. Сначала приходила шатенка, заказывала кофе и садилась в темный угол. Минут через десять прибывала блондинка. Молча устраивалась за столиком. Так они и сидели минуты две-три в абсолютном молчании. Потом вторая дама уходила, и следом, допив кофе, отбывала первая. «Факир» заинтересовался странными посетительницами и в следующий раз пригляделся к женщинам повнимательней. Он увидел, как та, что приходила позднее, незаметно передавала первой конверт, и, решив, что тетки приторговывают наркотиками, потерял к ним интерес. В «Резонанс» частенько заглядывали торговцы «дурью». Но в последний раз случился скандал.
Шатенка, то бишь Роза, как всегда, явилась первой и прождала целых полчаса, стала нервничать, поглядывала на часы, и тут пришлепала абсолютно пьяная подруга. Покачиваясь на километровых каблуках, она доковыляла до столика, плюхнулась на стул и довольно громко осведомилась:
– Поджидаешь, паучиха поганая?
– Прекрати, Нелли, – спокойно сказала Роза. – Зачем пила?
– Не твое дело, – огрызнулась дама и громким голосом попросила: – Эй, кто-нибудь, налейте коньяку.
Затем Нелли вытащила из кармана деньги и бросила их на столик перед спокойно сидевшей Розой.
– На, подавись!
Ассигнации разлетелись по грязной клеенке. Роза побледнела и тихо произнесла:
– Вот что, пьянь рваная! За то, что оскорбила меня, придется платить. И не забывай про Носорога, думаешь, муженек обрадуется, когда я ему правду про аборт расскажу?
Нелли притихла и положила голову на стол. Роза встала и так же тихо, почти шепотом, закончила:
– Деньги принесешь сюда через неделю. Причем сумма в два раза больше, чем обычно. Это штраф за хамство. И помни о Носороге.