Дао Кенгуру
Шрифт:
– Все ОК, я восхищаюсь, – возразил он, – просто, я еще не начал это выражать. Сейчас я определю точку старта, и от нее начну восхищаться. Пусть этой точкой будет нос. Это маленький, гордый, чуть вздернутый носик, с развитыми крыльями, способными, если захотят, ярко выражать эмоции. Например, удивленное любопытство, как сейчас. Мы, конечно, не остановимся на носе, а перейдем… Например, к лопаткам. Но, тебе надо перевернуться, потому что сейчас они вне моего обзора… Вот так. Теперь ими можно восхищаться. Лопатки нежные и чувствительные. Вот, я провожу по ним ладонью…
…Лирлав
…Следующий час провалился куда-то. Точнее, он лежал будто в другой реальности, и покинув эту реальность, было сложно вспомнить цепочку событий, как сложно бывает восстановить логическую последовательность сюжета пролетевшего сна. Лирлав снова заняла позицию: одним боком на койке, а другим – на Корвине.
– Кэп, скажи, а почему все вот так?
– Как вот так? – спросил он, любуясь солнечными бликами, будто запутавшимися в ее рыжих волосах.
– Почему мне кажется, что ночь любви ничего не поменяла между нами?
– Поменяла, – возразил он, – теперь мы лучше знаем друг друга.
– Нет, я не об этом, – чуть сердито сказала она, – везде сказано, что после этого мужчина начинает воспринимать женщину, как свою собственность.
– Лирлав, ты, пожалуйста, не обижайся, но книжки, которые ты читала по этой теме, не представляют мнения всех психологов, и вряд ли слово «везде» тут годится.
– Но, кэп, в жизни это так! Иногда после первого секса, и почти всегда после свадьбы.
– Хочешь, пойдем на топ-бридж, выпьем горячего шоколада? – спросил штаб-капитан.
– Классно! – заявила она, – Пошли быстрее, пока солнце только над горизонтом!
Топ-бридж – это именно такая площадка, на которой позитивнее всего пить утренний шоколад (чай, кофе, водку, пиво – в общем, то, что данный экипаж предпочитает рано утром при тихой солнечной погоде). Всего 5 метров над палубой, но обзор уже совсем другой, гораздо более впечатляющий.
– Кэп, а ты можешь одновременно общаться? – спросила Лирлав, глядя, как Корвин со сноровкой спеца по мелким бытовым машинам, орудует у мини-камбуза.
– Могу. В этом процессе у меня, в общем, мозг не занят.
– Ага! Тогда, может, все-таки, ты ответишь на мой вопрос?
– Лирлав, я, вообще-то, не психолог. Я инженер-менеджер и штаб-капитан авиации.
– Ага! Ты менеджер и военный офицер, значит, ты дважды психолог. Ты сам объяснял, почему эти профессии требуют знания психологии. Помнишь?
– Помню, – он улыбнулся, – как говорят копы-янки: «все, сказанное вами, может быть использовано против вас». Ладно. Но это не психология, а политэкономия. Брак, как говорят марксисты, это одобряемая властями форма проституции. А секс вне брака не одобряется властями. Мужчина, лояльный к властям, хочет формализовать секс через брак, и считает жену своей личной проституткой. Лояльную женщину это устраивает, поскольку власти дают высокий статус жене богатого мужчины. Если ей потом удастся грамотно развестись, то она получит долю его денег. Я думал, тебе это известно. Ты же родилась и выросла в Канаде, в стране классической буржуазной демократии.
Кйоккенмоддингер утвердительно кивнула.
– Да, мне известно, и поэтому, я не верю, что во всем виноваты власти, в смысле, оффи. Канадские власти никого не принуждают к браку. Принуждает общество!
– Ты хотела сказать: общественное мнение? – уточнил он.
– Да, конечно. Я не имела в виду, что общество физически принуждает к браку.
– ОК! – штаб-капитан энергично кивнул, – Ты исправила мой некорректный тезис. Оффи принуждают людей к коммерциализации домашнего секса не напрямую, а через, как бы, общественное мнение, которое оффи сами диктуют этому обществу через TV, и через подконтрольный Интернет. Вот такой контроль над основным инстинктом.
– Что? – переспросила она.
– Контроль над основным инстинктом, – повторил он, – без него не может работать оффи-система. В Древнем Риме доступ к сексу с рабынями был наградой для рабов, послушно пашущих на плантации. В современном Первом мире схема немного тоньше, но суть не изменилась. Кто держит в руках СМИ и доступ к основному инстинкту, тот рулит. Два таких рычага позволяют даже убедительно поддерживать иллюзию демократии. Если ты держишь рабов одной рукой за мозги, а другой – за гениталии, то ты можешь без риска разрешить им самим выбирать рабовладельца. Они выберут того, на кого ты укажешь.
– Блин! Просто контроль над основным инстинктом! А я об этом не задумывалась…
Корвин пожал плечами.
– Это понятно. Ты выросла в Канаде, а там, как и во всем Первом мире, вопрос о целях государственного регулирования сексуальной сферы – это табу.
– В Канаде никто никогда не запрещал это обсуждать, – возразила она,
– Так, разумеется! Табу, это не то, что запрещается, а то, о чем умалчивается, – ответил Корвин, – а у нас в Меганезии, как ты знаешь, есть 1-й и 8-й артикулы Хартии.
– Знаю. Запрет любых институтов государства и запрет любого физического рабства.
– Вот-вот. А брак, это, грубо говоря, акт регистрации монополии на использование тела другого человека для секса. Поэтому, даже агитация за брак пресекается ВМГС.
– Но, – заметила кйоккенмоддингер, – вряд ли это снимает все проблемы психологии. В смысле, люди же не с неба свалились в Меганезию. Они привезли с собой привычки с родины. А назови мне хоть одну страну, где не было обычаев брака.
– Не назову. Но, прикинь: наши ребята приехали сюда именно потому, что порядки на родине их радикально не устраивали. И мы воевали за то, чтобы таких порядков здесь никогда не было ни под каким видом. Мы воевали за Хартию, и для нас это не просто кодекс законов. Если что-то в Хартии иногда вызывает субъективный дискомфорт, мы задумываемся: почему? Может, мы тащим в подсознании что-то лишнее с той родины, которую обоснованно отвергли? Обычно так и оказывается. А в случае секса – всегда. Впрочем, за 100 дней войны почти все мы привыкли к «военно-морской любви», как с юмором выразился известный вам комэск-инженер, стимпанк Йожин Збажин…