Дао листопада
Шрифт:
Впоследствии, буквально в ближайший понедельник, Денис заполучит несколько телефонных номеров и по одному из них договорится с приветливым местным чувачком о кое-какой работе, на первое время, да ещё и с возможностью оформления документов, по части легализации пребывания в стране, так как приехал он сюда по обычной туристической визе. Первые фото своего пребывания в сияющем весеннем Солнцежаре воодушевлённый стартом новой жизни Денис – с гордостью выложит на странице популярной в те годы социальной сети «На связи». И единственной проблемой для него теперь останется лишь необходимость выбора между замечательными солнцежарскими девчонками, по меньшей мере – двое из которых уже вполне определённо были готовы к дальнейшему развитию начинавшихся романтических отношений.
Дела таким образом ощутимо налаживались – и это правильно: русский человек совершенно логично и справедливо должен чувствовать себя на родной земле, как дома.
***
«Понятие «культура», как проявление различных форм творчества, существует у них – как они сами декларируют – для совершенствования духовной природы человека…» – юнга перемещал взглядом массивы визуального контента, из недр всепланетной информационной сети:
«Но фактически, они предпочитают отображать и созерцать в основном широкий спектр насилия представителей собственного биологического вида по отношению друг к другу. Причём, склоняясь, зачастую, к максимально жестоким формам данного взаимодействия. Так называемый «кинематограф», например, в наибольшей степени состоит из демонстрации актов жестокости и агрессии. И в реальной жизни, надо отметить, многие из них ведут себя соответствующим образом. Какой же тогда смысл, в подобной «культуре?» – задал он вопрос, удаляя произвольный фрагмент видеоматериала, на котором переполненное торжествующей агрессии двуногое существо – с патологическим наслаждением режущим предметом ампутировало голову сородичу по биологическому виду. Юнга и понятия не имел о том, что в это же самое время, в тесном и душном полумраке самодельной подводной лодки человеческое существо мужского пола истязало вопившую от боли и ужаса представительницу пола противоположного, испытывая, при этом, садистское «эротическое» удовольствие. Закончится же вся эта чудовищная, омерзительная история, обошедшая все телеканалы мира, как раз – именно её расчленением. Способность получения удовольствия методом причинения боли другому – одно из самых омерзительных качеств, присущих биологическому виду, горделиво именующему себя «человеком разумным».
Капитан же, действительно – как и упоминалось в начале повествования – не испытывал целенаправленного интереса, к населявшему эту чудесную планету примитивному квази-разумному социуму, однако же в поведенческой модели высокоразвитой цивилизации, которую представляли наши с вами инопланетные персонажи, отсутствовали такие качества, как раздражительность или надменность. И поэтому капитан, умиротворённо наслаждаясь неспешным движением корабля в нижней границе стратосферы, неторопливо и до известной степени отрешённо произнёс:
«Вся так называемая «культура», чего бы они там сами для себя не утверждали, является по большей части лишь формой развлечения, способом достижения состояния эмоциональной экзальтации. Склонность к насилию, проявления которого мы наблюдаем как в человеческом искусстве, так и в объективной реальности, очевидно исходит опять-таки из животного происхождения данного вида. Отдельные же, непродолжительные периоды, когда формы искусства и творчества обретали нравственное и гуманистическое направление, равно как и любые другие попытки извлечения вида из базисного животного состояния, были и остаются крайне невыгодными для узкого круга особей, управляющих обществом. Пользуясь терминологией этого же социума, на планете изначально и неизменно существует феодальная модель общественного устройства, поскольку представителям узкого доминирующего круга значительно проще управлять безнравственным и малообразованным населением» – закончил капитан и чувствуя его расположенность к беседе, юнга продолжил заданную тему:
«Однако случаются у них и образцы созидательного, гуманистического искусства, равно как и примеры большой мысли, устремлённой к духовному росту…» – телепатически поделился он с собеседником визуальным и акустическим рядом, состоявшим из наиболее известных земных образцов звуковой, изобразительной и словесной культуры. Беседа их, в отличие от привычных для нас с вами форм и градуса эмоциональности, не являлась ни спором, ни даже дискуссией: ни один из них не пытался ни оправдывать, ни критиковать предмет текущего обсуждения. Культура диалога, как бы нам с вами это ни показалось странным, вовсе не обязана содержать в себе неприязнь к собеседнику либо категорическое отрицание иной точки зрения. И пробежавшись по массиву предоставленной ему информации, капитан несколько задумчиво резюмировал:
«Это – правда. Как правда и другое: а именно то, что даже самые возвышающие формы творчества, полёт мысли и спорадически проявляющаяся тяга к созиданию и осмысленному существованию вида – так и не сделали человечество по-настоящему развитым в нравственном смысле этого слова. А нравственность, как мы с вами хорошо знаем, и есть подлинный и самый важный показатель разумности живого существа»
***
Судья Виктор Буренко небрежно шлёпнул папку с документами на стол и скрипя креслом полез в сейф, где его ждал спасительный шкалик «Абсолютизма». Вчерашний сабантуй у замглавы прокуратуры аукался теперь сушняком, мешками под глазами и отвратительным настроением, поправить которое ему, как назло, в ближайшее время так и не удастся: в дверь – крайне несвоевременно постучались. Это оказалось даже тягостнее, чем девятая шуба стервы-жены, из-за которой перед ним замаячила перспектива строительства теперь ещё и специального шубохранилища, а также мудака-пешехода, сбитого им по утру и помявшего крыло почти нового «Лэнд Крейсера», во время проезда оживлённого перекрёстка на жёлтый свет. Тачку теперь предстоит отгонять в ремонт, презрительно тыча в нос очередному плебею-механику служебным удостоверением.
Крякнув от возмущения, Буренко прорычал что-то нечленораздельное показавшейся в дверном проёме физиономии сержанта миграционной службы и тот вошёл в кабинет, пригласив за собой какого-то взъерошенного типа.
«Что у него?» – не здороваясь, сразу же перешёл к делу с трудом подавивший в себе раздражительность судья. Сержант коротким жестом приказал «клиенту» оставаться у двери, а сам подошёл к столу чиновника, не решаясь усесться без приглашения, которого в итоге всё равно так и не дождался.
«Нарушение режима регистрации…» – сухо начал было сержант, не успевший закончить фразу.
«Откуда он?» – не глядя на собеседника, прервал его суровый и бескомпромиссный служитель фемиды. Сержант в ответ назвал ему страну происхождения субъекта. В конец помрачнев от услышанного, судья лишь сдавленно и хрипловато процедил:
«Мы этих – выгоняем!» – после чего порывисто выхватил из трёхъярусной решётчатой полочки на краю стола лист бумаги, одновременно потянувшись в карман пиджака за новеньким цельно-золотым «Паркером». Не копеечной же пластиковой авторучкой освобождать родину от понаехавших в неё с неизвестно какими целями чужаков.
«Оформляем административное…» – буркнул он, на что сержант лишь молча кивнул и принялся за составление документов по своей части. Опешивший от недоумения задержанный, однако же, собрался с духом и позволил вдруг себе неслыханную дерзость возразить:
«Господин судья, но у меня отец проживает в России, гражданин РФ, пенсионер…» – что, к слову, было чистой правдой и в скором времени он как раз собирался навестить родного ему старика. Буренко же, тем не менее, после двухсекундной паузы взглянул наглецу в глаза и быстро отведя презрительный взгляд, бросил: «Ничего не знаю…» – и застрочил пером с ещё большим раздражением и даже некоторой досадной, предательской суетностью.
Сообщать подобному козлу о наличии у себя в недавнем ещё прошлом такого же, как и у него, паспорта гражданина СССР – обвиняемый, понятное дело, естественным образом счёл делом абсолютно бессмысленным. Собеседник, для подобного человеческого разговора, мог бы находиться где угодно, только не в этом отвратительном, исполненным холодного цинизма, мертвящем кабинете.
…За пару недель до описываемых событий, он был препровождён в отделение миграционной службы двумя её сотрудниками, по анонимному сигналу неизвестного лица. Была ли то старая карга, что подозрительно косилась на него всякий раз при встрече во дворе, или кто-либо ещё – мужчина уже так никогда и не узнает. Оказавшись же в отделении, он был оштрафован за не произведённую регистрацию по месту проживания, вполне естественным образом не знав о существовании по сию пору столь архаичной процедуры, берущей начало ещё у истоков советской державы. В туристическом агентстве же, к его большому теперешнему сожалению, ему так же не удосужились напомнить о священной обязанности прибывающего оповестить государство о своём местонахождении. В итоге, не получив детальных разъяснений теперь уже и от абсолютно равнодушных сотрудников миграционной службы, мужчина кое-как дозвонился до человека, у которого арендовал жильё, но тот с сожалением поведал, что находится далеко за городом и сможет прибыть туда не ранее, чем дня через три. И тогда, спросив у занятого уже двумя новыми «клиентами», откуда-то из средней Азии, молоденького раздражительного офицера имеет ли он право зарегистрироваться в отеле и получив краткий утвердительный ответ, мужчина благополучно ретировался из тесной и нервозной духоты этого депрессивного казённого учреждения.