Даосизм. Опыт историко-религиоведческого описания
Шрифт:
Несмотря на ослабление антибуддийской политики, Хуэй-цзун не отказался от доктрины Шэньсяо и собственной даосской теократии. После установления Южной Сун была предпринята попытка запретить новое направление даосизма, так как на Линь Линсу возлагалась большая часть вины за трагический конец Северной Сун и пленение чжурчжэнями самого Хуэй-цзуна. Однако влияние учения окрепло настолько, что это осуществить не удалось.
В целом учение Шэньсяо возникло как своего рода даосское обоснование божественности правящей династии и самого царствовавшего монарха, оказавшегося согласно ее доктрине одновременно: а) божественным воплощением и в качестве такового объектом
Возможно, что политической интенцией нового течения в даосизме была мобилизация правящего класса и особенно его сюличной верхушки на отпор внешнему врагу, однако реализована она не была.
Кратковременность же реформ Хуэй-цзуна еще раз указывает На отсутствие широкой социальной базы для них (ориентация исключительно на личность монарха, а не на правящую бюрократию, по существу, лишало движение социальной базы вообще, предрешая его эфемерность).
Вместе с тем попытки осуществления даосского правления, предпринятые Линь Линсу, достаточно ярко демонстрируют даосский аспект общекитайской доктрины сакральности императорской власти.
В связи с этим следует отметить, что, избирая объектом своего воздействия исключительно личность императора-автократа, даосы тем самым оказались всецело зависимы от личных симпатий и антипатий монарха и лишались какой-либо стабильной социальной базы. Характерно также, что император, стремясь укрепить свою автократию в противовес имперской бюрократии, оттеснял на второй план конфуцианство, но немедленно заменял его другой традиционной идеологией (даосизмом).
Следовательно, во-первых, это свидетельствовало о том, что одной доктрины императорской власти было недостаточно для выполнения функций государственной идеологии, и, во-вторых, о необходимой (в силу самой организации империи) зависимости монарха от бюрократии и ее конфуцианской идеологии, поскольку все иные формы государственной идеологии оказывались в данном качестве эфемерными (из-за отсутствия должной социальной базы), а автократическая автономия имперской власти (не опирающейся на имперские институты) — призрачной.
Рассматриваемый период (прежде всего это относится к VII–VIII вв.) стал временем нового расцвета даосской философии, причем на этот раз он был во многом стимулирован буддийским влиянием. Он сказался и на доктринальном аспекте даосизма: использование буддийской терминологии и доктринальных положений, в частности учения о Трех Телах Будды, частичная десакрализация космоса под влиянием доктрины сансары и т. д. В философии можно констатировать определенное изменение самой интенциональности дискурса, использование буддийской философской тематики и своеобразное влияние основных махаянских философских направлений.
Среди даосских философов данного периода можно назвать Ван Сюаньланя (трактат “Записи о сокровенной жемчужине” — Сюань чжу лу), Сыма Чэнчжэня, написавшего ряд небольших сочинений, в том числе “Тянь Инь-цзы” (“Мудрец небесного сокрытия”) и “Цзо ван лунь” (“Трактат о сидении в забвении”), Ли Цюаня (возможно, автора “Иньфу цзина”), неизвестного автора “Гуань Инь-цзы” и Тань Цяо, написавшего комментарий к “Ле-цэы” и “Книгу превращений” (Хуа шу), близкую по своей тенденции к философствованию “сюань-сюэ”. Ниже будут более или менее подробно рассмотрены “Иньфу цзин” и “Гуань Инь-цзы” как наиболее репрезентативные памятники даосской мысли данной эпохи.
“Иньфу цзин” (“Книга о единении сокрытого”) — одно из фундаментальных даосских сочинений;
Текст посвящен общемировоззренческим проблемам даосизма, в нем ясно проявился “гомоморфизм” даосского мировосприятия, “конструирующего” космос, человека и общество по единому принципу, что дало возможность появления как философских, так и “алхимических”, “оккультных” интерпретаций этого памятника. Его небольшой объем (около. 400 иероглифов) значительно облегчает как его терминологический анализ, так и изучение комментаторской традиции.
Согласно даосскому учению, автором текста выступает легендарный Хуан-ди (Желтый император), хотя существует и. чисто символическая интерпретация этого авторства. Полное название текста — “Книга о единении сокрытого, [написанная] Хуан-ди” (Хуан-ди Иньфу цзин). Хуан-ди — мифический мудрый правитель Китая III тыс. до н. э., основатель цивилизации, В даосизме рассматривается как отец “оккультных наук” и бессмертный.
Согласно символической даосской экзегезе, однако, здесь речь идет о первостихии “земля” (“почва”), с которой соотносится желтый цвет и представление о срединном положении среди первостихии: “земля” как бы царствует над ними. Это ставит “Иньфу цзин” в глазах адепта даже выше “Дао-дэ цзина”. Не исключено, что в древности (период Чжань-го или “Борющихся царств, V–III вв. до н. э.) действительно существовал текст с подобным названием, во всяком случае он упоминается в биографии политика Су Циня, входящей в “Исторические записки” (Ши цзи) великого древнекитайского историка Сыма Цяня (145—81? гг. до н. э.), однако позднее был утрачен.
Существующий ныне текст восходит в VIII в., когда его якобы обрел чудесным образом даос Ли Цюань, написавший и комментарий к тексту. Имеются достаточные основания, чтобы считать Ли Цюаня автором “Книги о единении сокрытого”.
Текст очень быстро завоевывает исключительную популярность в даосских кругах и еще при династии Тан (618–907) довольно активно комментируется. Вершины популярности он достигает при династии Сун (960—1279); из легко датируемых 16 комментариев к тексту 10 приходится именно на этот период; к ним можно также присовокупить комментарий Лю Чусюаня, написанный при чжурчжэньской династии Цзинь, правившей в то же время на севере Китая.
В зарубежном китаеведении внимание на “Иньфу цзин” обратили давно, однако специальных исследований его учения и тем более комментаторской традиции до сих пор нет (критический обзор переводов и исследований “Иньфу цзина” в зарубежной науке см.: Маракуев А. В., 1946).
В советской науке на текст обращали внимание многие ученые. А. В. Маракуев перевел его на русский язык, однако многое в его переводе нуждается в переосмыслении, а публикация остается труднодоступной. Интересные мысли по поводу ряда основных понятий этого текста принадлежат А. И. Кобзеву (Кобзев А. И., 1982, с. 80—106; 1983, с. 235–236, 269).