Дар царицы Савской. Абиссинское заклинание
Шрифт:
Тот взял конверт с недоверчивой радостью:
– Неужели это то, о чем я думаю?
– А ты сам посмотри! Лучше, как говорится, один раз увидеть…
Роман Андреевич достал из кармана кожаный очечник, вынул из него очки, надел их и только после этого открыл конверт и взглянул на его содержимое.
Это был аккуратно вложенный в тонкий пластиковый файл лист пожелтевшей от времени бумаги, покрытой выцветшими от времени зеленоватыми чернилами. Почерк был аккуратный, старательный, но многие буквы незнакомые, орфография
Роман Андреевич поправил очки и начал негромко читать:
– «Мы, Божьей милостью государь, царь и великий князь Деметриус Первый…» Это оно… – проговорил мужчина дрожащим от волнения голосом, прервав чтение. – То самое письмо… единственное собственноручное письмо Лжедмитрия Первого…
– Тебе виднее! – Анна Ильинична улыбнулась уголками губ.
– Я не знал, что оно было у Николая… он тогда советовался со мной, купить ли его, но потом вроде бы отбросил эту идею… Значит, все-таки купил…
– Ну, ты рад?
– Но оно бесценно! Ты и правда хочешь мне его отдать?
– Что я хочу – дело десятое. Важно, что этого хотел Николай, мой Коля. А для меня его желание – закон.
– Ты не представляешь, как это для меня важно… я так благодарен тебе…
– Ну вот и хорошо. Делать добрые дела приятно. А теперь извини, меня и правда ждут…
Однако и на этот раз Анне Ильиничне не суждено было уйти, потому что, едва Роман Андреевич вышел, в дверь тут же просунулись две головы. Анна Ильинична прищурилась и узнала двух сестер, дочерей домработницы Нюры.
Несмотря на то что одна была очень светлая блондинка, про таких говорят «белобрысая», а вторая от души выкрасилась в ослепительный рыжий цвет, сестры были похожи. Глазки маленькие, носик пуговкой, губки поджаты, только у одной брови нарисованы карандашом и на ресницах едва ли не пуд дешевой комковатой туши, а у другой бровки белесые и ресницы коровьи.
– Вы кто? – спросила все же Анна Ильинична. – Вы дверью, что ли, ошиблись? Господи, ну и гостиница, сняла ведь целый этаж, а тут шляются все кому не лень!
Сестры промолчали, только старшая, рыжая, выразительно ткнула другую в бок – говорила же тебе! На что белесая ответила таким же выразительным взглядом – а не надо было вообще сюда идти, ничего хорошего нам тут не обломится.
От Анны Ильиничны, которая, как уже говорилось, обладала острым не по возрасту зрением, не укрылся этот обмен взглядами, и она сменила тактику:
– Ну, девушки, заходите, раз пришли!
«Девушкам» было в районе пятидесяти годков, но они не стали спорить, вошли в комнату и рядком уселись на диване, как птицы на проводе.
– Помню мать вашу, Нюрку из Голубевки, – начала разговор хозяйка, – помню, как перед мужем моим задом вертела, все хотела, видно, мое место занять. Ан не вышло.
– Она умерла, – пробормотала белесая сестра, – давно уже.
– И как умирала, легко? – полюбопытствовала Анна Ильинична.
– Тяжело, – ответила рыжая, – плохо маманька умирала, девять месяцев лежала, стонала очень, пролежни были…
Тут младшая пихнула ее в бок и встала с дивана.
– Мы, пожалуй, пойдем!
– Куда это собрались? – удивилась хозяйка. – Вроде и разговор-то не начинали.
– На работу торопимся, на фабрику. Спасибо на добром слове, тетенька, только недосуг нам, на жизнь зарабатывать нужно.
– Ты за меня, Манька, не говори! – окрысилась на сестру рыжая.
– Вот что, девочки, я вашу мать не любила, потому как уж больно мужа моего она завлечь пыталась, место свое не знала, – миролюбиво заговорила хозяйка, – но вы-то не виноваты. И хочу я перед тем, как покину этот мир, доброе дело сделать. Знаю, что плохо вы живете, трудно, вдвоем в квартирке однокомнатной. А женщины вы молодые, надобно вам личную жизнь устроить, а то как бы поздно не было. А для личной жизни нужно что… известно что: жилплощадь.
– Золотые ваши слова, Анна Ильинична! – обрадованно завопила рыжая Татьяна.
– И вот решила я вам квартиру отдать, которая при фабрике находится, мы с Николаем там раньше жили. Квартира, конечно, так себе, запущенная очень, но вы молодые, руки у вас хорошие, так что живо ее в порядок приведете!
– Тетенька Аня! – Татьяна вскочила с дивана с намерением заключить хозяйку в объятия. – Да век будем за вас Бога благодарить! А ремонт сделаем, лишь бы крыша над головой была!
– Ну-ну… не стоит благодарности. Нужно людям добро делать… на этом земля держится…
И Анна Ильинична протянула им лист гербовой бумаги, на котором отпечатано было, что она, такая-то, передает квартиру там-то и там-то в пользование двум сестрам на правах собственности… фамилии и паспортные данные упомянутых сестер прилагаются. И подпись нотариуса, и большая круглая печать.
– Все, девушки, идите уже и больше меня не беспокойте. Отдохнуть я хочу.
Всю дорогу домой Татьяна едва не плакала от радости.
– Вот не ждали – не гадали, а привалило нам счастье!
Роман Андреевич вышел из гостиницы, огляделся по сторонам.
Он спешил домой. Конверт, который лежал у него за пазухой, был бесценен. Скорее домой, скорее спрятать его в надежное, безопасное место…
Вернувшись к себе, он первым делом запер дверь, задернул шторы на окнах, отодвинул от стены старый, продавленный диванчик, подцепил пилочкой для ногтей половицу. Под ней в полу был тайник. Там лежал маленький черный сундучок.
Роман Андреевич открыл этот сундучок, мельком взглянул на его содержимое, но не стал терять время. Положил туда же бесценный конверт, закрыл сундучок, положил на место половицу, придвинул диван на прежнее место.