Дар Демона
Шрифт:
– Ночью лучше сидите дома, неспокойное сейчас время.
Венд проводил стражников взглядом, потом обернулся к парню:
– Жрецы тоже говорили мне по неспокойное время. Прибавь-ка шагу.
Вопреки опасениям Ресана жрец, вышедший им навстречу и молча выслушавший его сбивчивый рассказ, не стал ни укорять, ни грозить карами. Лишь тяжело вздохнул и объяснил: ледяное проклятие снимается в течении трех дней, все это время юноше придется провести в храме.
*****
Альмара поселили в маленькой комнатушке под самым чердаком.
Впрочем, первые дни после лесных ночевок даже эти условия казались юному Темному верхом роскоши. Прежняя жизнь вспоминалась как сон, как рассказанная на ночь сказка. Реальность же - этот старый дом, наполненный людьми. Жили тут оружейник с женой, их сыновья и дочери, подмастерья, появлялись гости - приходили часто среди ночи, пережидали дневное время суток и исчезали на следующую. Очень много людей для такого небольшого, всего-то на десять комнат, дома. Вернее, очень много оборотней, а человек только один - он сам. Страха Альмар не испытывал, только любопытство, но в своем быте окружающие мало чем отличались от обычных смертных. Разве что младшие дети хозяина, играя, не делали различий между волчьей и человеческой ипостасями, да в глазах остальных порой вспыхивали желтые огни.
Кирумо он почти не видел: подросток приходил только ночевать, остальное время пропадал по таинственным делам, ничего не объясняя свое отсутствие.
Шел пятый день пребывания Альмара в доме Та-Кона, когда ему впервые пришла в голову мысль забраться на крышу дома. Старший подмастерье, у которого мальчик спросил разрешение, лишь пожал плечами:
– Постарайся не упасть на мостовую, нам некогда отскребать камни от твоих внутренностей.
Наверху оказалось холодно и солнечно, дул ветер, пробирая насквозь. Альмар прикрыл чердачную дверь и осторожно ступил на влажные черепицы - наследство ночного дождя. Глубоко вздохнул, запрокинул голову, подставляя лицо солнечным лучам, раскинул руки в стороны. Казалось, свет вливает в него живительные силы, дает ему что-то еще, не имеющее названия, но очень важное.
– Ты светишься, - сказал за спиной удивленный детский голос. Альмар вздрогнул, резко развернулся, едва не потеряв равновесие на покатой черепице, и оказался лицом к лицу с голубоглазой девочкой лет семи, одетой в изящное светлое платье из каганатского шелка. В длинной косе, обернутой вокруг головы, блестела жемчужная нить. Судя по всему - дочь богатых нобилей. Что она делает здесь, на крыше дома в квартале ремесленников?
– Странно, - продолжила та задумчивым тоном.
– Я вижу - ты Темный, ты не должен любить солнце и тем более светиться.
– А ты в этом разбираешься?
– спросил мальчик.
– Конечно, - уверенно кивнула та.
– Я...
– Нита, - укоризненный голос, на этот раз принадлежавший взрослому, прервал ее на полуслове.
– Ты докучаешь человеку. К тому же нам пора.
Альмар завертел головой, но в этот раз источник голоса не обнаружил. Девочка между тем недовольно топнула туфелькой, черепица под ногой опасно скрипнула:
– Вот так всегда, стоит мне познакомиться с кем-нибудь интересным...
– Нита!
– бесплотный голос стал сердитым.
– Ладно, ладно, уже иду, - отозвалась она, хмурясь, потом кивнула мальчику:
– Тебя как зовут?
– Альмар...
– Хорошо, я запомню...
– и, отвернувшись от мальчика, подбежала к краю крыши и прыгнула в пустоту. Альмар охнул и едва удержался, чтобы не броситься следом. Осторожно подошел к кромке и посмотрел вниз. Потом по сторонам. Потом на всякий случай наверх. Но ничего, напоминавшего девочку или же ее разбившееся тело, не увидел.
*****
В небольшой комнате стоял сумрак, еще легкий, дневной, какой всегда бывает, когда единственное крохотное оконце выходит на север, а высокая громада одной из сторожевых башен Радоги, нависающая над домом, прячет все вокруг в тени. Впрочем, Мэа-таэля такие мелочи, как недостаток света, заботили мало. Намного интересней казалось наблюдать за действиями высокого старика, обладателя длинных волос, заплетенных в десяток мелких косиц. С тех пор, как старый шаман поселился в Радоге, прошло уже полдюжины лет, и последние черные пряди в его шевелюре побелели. Седой, как лунь. Но столь же мудрый, столь же сильный, как прежде. Шаманы живут дольше обычного человеческого срока.
– Ты и сам бы сделал не хуже, - хмурясь, проворчал между тем тот, выкладывая из шкатулки на грубо сколоченный стол разные предметы.
– Уж этому-то мой брат тебя научил.
– Научил, - добродушно согласился Мэа-таэль.
– И я сделал бы, будь у меня полгода в запасе и все необходимые ингредиенты. Вот только потребуется это через пару дней, если не раньше.
– Мальчик мой, что вы в этот раз задумали?
– старик бросил на полукровку быстрый пронзительный взгляд, потом развернул плотную холщевую ткань и достал предмет, напоминающий гусиное перо, только из чистого золота; аккуратно коснулся пером каждой выложенной вещи. Движения его рук были уверенными и четкими, никак не выдавая почтенный возраст своего обладателя.
– Дед, ну перестань, - полуэльф поморщился.
– Просто поверь на слово - это необходимо. Не выпытывай детали.
– Четыре маски на якорях - наверняка что-нибудь противозаконное...
– шаман недовольно покачал головой. Мэа-таэль рассмеялся:
– Ты, похоже, забыл, кому я служу. Он сам себе закон. Не беспокойся, дед...
– Как я могу не беспокоиться, если вижу, как у тебя самого душа не на месте, - возразил старик.
– И не пытайся спорить: уж читать эмоции глупых мальчишек я еще не разучился. Что на сей раз нужно твоему магу?
– Скоро узнаешь, - пообещал Мэа-таэль.
– Зря ты связался с Тонгилом, - сурово сказал старик.
– У всех магов от Дара сносит голову, но у Темных в особенности.
– И это говоришь мне ты, служитель Многоликого?
– усмехнулся полукровка.
– Владыка всегда благоволил магам.
– Кто Он, и кто мы, - возразил шаман, отступая от стола и оглядывая получившийся результат.
– Где Он, и где мы. Для Него маг или простой смертный - разница невелика, а мы чародеям немногое можем противопоставить. Понимаешь ведь, что случиться, если Тонгил в тебе усомнится или разочаруется.