Дар экстрасенса (сборник)
Шрифт:
Данилов молча покачал головой. «Пират» снисходительно похлопал его по плечу:
— Давай-давай, тренируйся!
Заглянул в даниловский закут и директор. Кивнув на рисунки, сухо спросил:
— Это что?
— Это?.. — Данилов покраснел. — Это эскизы к новому заказу.
— А ну дай глянуть. — Посмотрел, хмыкнул: — А что, может быть, и так… Но лучше давай-ка подумай о моделях. Кого пригласим, как и кто их будет снимать…
Директор ушел, но Данилов задумался совсем не о моделях и не о том, кто их станет фотографировать. «Кто она? И как мне ее искать? — мучительно размышлял Данилов. — Что я о ней знаю?.. Разрез глаз?.. Изгиб руки? Тембр голоса, сказавшего одну-единственную фразу? Вкус поцелуя — одного-единственного поцелуя?»
…Весь вечер после работы и половину ночи Данилов провел в клубе «****». Это была единственная зацепка, единственная ниточка. «Если она побывала там однажды, — думал он, — то знает сюда дорогу.
В тот вечер она не пришла.
А назавтра все повторилось. Он клевал носом на работе, поглощал в бесчисленных количествах кофе, который уставали таскать ему секретарши, через силу пытался работать, а к вечеру опять помчался в клуб.
И опять ее там не было.
Как не было ни послезавтра, ни два дня спустя, затем в клубе был выходной, и Данилов наконец отоспался. Он возлагал особые надежды на уик-энд, но ни в пятницу, ни в субботу, ни в воскресенье ее опять не было.
«Что ж я так тупо ее выслеживаю! — вдруг подумал он, бреясь утром в понедельник. (Зеркало в ванной отражало изможденный лик, горящие глаза, ввалившиеся щеки.) — Я же творческий человек! Отчего бы мне не применить детективные способности? Метод Эркюля Пуаро. Или, допустим, Ломброзо. Или учение доктора Фрейда?.. Не знаю, что уж там писал по поводу маскарадов венский ненормальный психоаналитик, но разве в карнавальном костюме не отражается личность хозяина? В том, что именно он хочет скрыть своим костюмом, а что подчеркнуть?.. Взять, к примеру, меня. Если вдуматься: почему я переоделся тогда не кем-то другим, а именно инопланетянином?.. А?.. Да потому, что, буду откровенен перед самим собой, считаю, что я совсем не такой, как прочие люди; я иной, инакий. Иначе мыслящий, иначе чувствующий — совершенно особенный! Вот она — правда. Вот почему ты выбрал именно этот костюм!.. А Дима — отчего он оделся пиратом? Да оттого, что он пиратом себя видит. Именно таким хочет быть: агрессивным, напористым, раз-раз — и взял на абордаж!.. Ну, а тогда зададимся вопросом: почему она избрала для себя паранджу? Зачем играла в восточную женщину?.. — Данилов залез в ванну, включил горячую воду. Впервые после встречи в клубе у него забрезжила надежда, и он даже начал вслух декламировать: — «Кто она: царевна? Дочь полей? Княжна?..» — Врубил ледяную воду, от контраста перехватило дыхание. — Может, — подумал он, когда пустил теплую и пришел в себя, — она восточная женщина? Армянка, азербайджанка, персиянка? Фу, тогда получается все плоско!.. Неинтересно. И у нее совсем иной, не восточный разрез глаз… А может, она своей паранджой хотела подчеркнуть, что она — одна из?.. Одна из гарема… Ну, то есть, что она — одна из команды, из коллектива, из большой и дружной семьи… Нет. Насколько я знаю женщин, ни одна никогда не считает себя одной из… Для них хуже нет оскорбления, чем сказать: «Ты похожа на NN » — пусть эта NN хоть Мерилин Монро… Тогда почему она выбрала паранджу?.. Может, она хотела сказать своим нарядом, что бессловесна и покорна?.. Но зачем же она тогда, черт возьми, от меня убежала?!»
Нет, ничего у него не вырисовывалось. Он вышел из ванной и в одном полотенце на бедрах прошелся по квартирке. Ничего не получалось. Ни тупо сидеть в исходной точке — клубе «****», ни придумывать на основании карнавального наряда незнакомки ее психологический портрет… Психологический портрет… Портрет…
И тут его осенило. Ведь он художник — значит, он должен написать ее! Написать!
…Все следующие десять дней Данилов посвятил тому, что работал над портретом незнакомки. Он рисовал ее такой, какой он ее помнил. Десять вечеров кряду после службы, а также все выходные он запирался дома, отключал телефон, питался сплошной пиццей — и работал, работал… Впервые за полтора последних года он пользовался не компьютером, а писал на холсте. Набрасывал эскизы… Он изображал ее такой, как запомнил: паранджа, прорезь для глаз, летящий изгиб руки… Наконец на одиннадцатые сутки он добился, чего хотел: девушка на портрете была неотличима от оригинала. Единственное, чего он боялся: что его память приукрасила ее.
Пока он самозабвенно работал, пошли и улеглись снега. У «жучка» сел аккумулятор. Данилов стал ездить на работу в метро. Оказалось, там ходит очень много девушек, и он напряженно всматривался в них. Дважды его сердце давало перебои: ему казалось, что это она. Он бежал следом, бесцеремонно хватал за руку, разворачивал, вглядывался… Разочарованно отступал, убегал, не извинившись…
Он попросил своего приятеля по училищу выставить портрет девушки на вернисаже у парка Горького. Продавцы на вернисаже жались под крышами деревянных павильончиков, пили много чая и водки. В павильоны задувала поземка. Покупателей было
Знакомый посмеялся, но портрет незнакомки выставил. К изображению Данилов приложил объявление. Эту листовку он набрал на лазерном принтере в формате А2:
ПОРТРЕТ НЕ ПРОДАЕТСЯ!
РАЗЫСКИВАЕТСЯ!
WANTED!
Тот, кто узнал на этом портрете
свою знакомую (или тем более себя) —
пожалуйста, позвоните по телефону……
ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ ГАРАНТИРУЕТСЯ!
ВОПРОС ЖИЗНИ И СМЕРТИ!
HELP! ПОМОГИТЕ!
Прошло еще четыре недели. Заказчик-армянин отверг первый вариант макетов, предложенных Даниловым.
Алексей купил новый аккумулятор, поставил зимнюю резину и снова стал ездить на «жучке». Еще четырежды он побывал в клубе «****» и раза три посетил другие клубы. На объявление с портретом откликались только шутники (или шутницы — последние, звоня ему, возможно, имели в виду нечто большее, чем просто розыгрыш). «Пират» с сожалением наблюдал за Даниловым и пытался знакомить его с «безотказными (по его словам) телками». Данилову это было неинтересно до отвращения. Рецепционистки-секретарши наперебой говорили Данилову, как он осунулся и похудел.
Подходило католическое Рождество. Все ждали Нового года. Народ сметал в магазинах подарки. Данилову было некому и нечего дарить — разве что духи маме. С двадцать пятого декабря по седьмое января в фирме, где он работал, объявили каникулы. Пират зазывал в Словакию кататься на лыжах. Данилов решил, что лучше поедет на старую родительскую дачу: будет топить русскую печь, в одиночестве спать, читать и писать.
На двадцать четвертое декабря в конторе наметили традиционную вечеринку. В этот раз она должна была пройти, в целях корпоративной экономии, не в ресторане, а прямо на рабочих местах. В шесть часов собрались в переговорной комнате. Столы блистали икрой, шампанским, рыбой, маслинами и апельсинами. Собрались всей фирмой: два содиректора — с русской и французской стороны, дизайнеры, «мэна’геры» (как в шутку называли здесь менеджеров по работе с клиентами), компьютерщики, курьеры, все четверо секретарш-рецепционисток. Данилов был хмур и бледен. Только сейчас он вдруг с безнадежностью понял, что поиски его ни к чему не приведут. Он впервые задумался о том, что ему надо забыть незнакомку. Ее поцелуй на его устах звучал уже слабым дуновением, словно давно забытый запах духов.
Откупорили шампанское. Директор с французской стороны произнес тост. Выпили. Ему ответил российский содиректор. Данилов впервые в жизни пил шампанское наравне со всеми. В голове с непривычки зашумело. «Пусть идет все к черту, — с мрачной решимостью подумал он. — Напьюсь!» После третьего тоста в комнате стало угарно. Разряженные сослуживцы заговорили наперебой. Стол подвергся разграблению. Данилов не принимал участия в общем разговоре. Он взял бутылку, подпер стену и молча подливал самому себе шампанского. Ему вспомнилась та бутылка, что он выиграл два месяца назад в клубе «****». «К черту, к черту, к черту! — злобно говорил он сам себе. — Забыть, забыть, пора забыть!» После четвертого или пятого бокала сослуживцы показались ему вдруг необыкновенно милыми. «Вот, к примеру, Пират. Пижон, конечно, и нахал, но, в сущности, хороший парень; между прочим, добрый и ранимый… А вот девушки-секретарши: принарядились все к празднику, наслаждаются обществом и мужским вниманием, — как они хороши! Может, приударить за кем-то? Что я в самом деле живу анахоретом? Гоняюсь за призраком? Жизнь-то продолжается… А одна из них — как ее, Люда? Лена? — очень даже ничего… И чем-то похожа на Незнакомку… Улыбается… И на меня глазами посверкивает… Может, за ней мне и приударить?..»
— У меня есть тост! — вдруг прокричал, перекрывая шум, из своего угла Данилов. Все замолчали и удивленно воззрились на него — на всех совместных мероприятиях из Данилова и слова нельзя было вытянуть.
Чувствуя обращенные на него взгляды, Данилов подошел к столу, развязно налил себе в бокал водки, воздел его над головой и хмельным голосом проговорил:
— За вас! За вас, м-мои дорогие! Я вас всех люблю!
Все засмеялись и зааплодировали. Эффект был таким, словно бы заговорила Джоконда. Данилов залпом хлопнул водку. Народ взялся хлопать еще пуще.