Дар или проклятие
Шрифт:
Была бы Танечка больна, нуждалась бы, например, в срочной операции, тут бывший муж про всех девок сразу бы забыл, может, даже и вернулся бы к ней. Точно вернулся бы, если бы знал, что бывшая жена больна и страдает. Есть у него такая необъяснимая черта – несчастненьким помогать, не жалея сил. Идиот!
Однажды тетке какой-то, соседке по даче, денег на операцию дал, так потом назад брать отказался, когда теткины родственники возвращать стали. Говорил, что тетка эта ему как родная. Хорошо, родственники ее догадались с Танечкой встретиться, она и взяла деньги. А почему не взять? Это же деньги их семьи! Потом она, правда, долго переживала, боялась, что родственники эти Егору проговорятся. Или
Слезы высохли так же быстро, как и появились. Танечка бросила медведя на пол. План обретал четкость, она должна стать больной и несчастной. К выбору болезни нужно подойти серьезно, болезнь должна быть трудноизлечимой, мучительной, но при этом не мешать Егору, например, поехать с бывшей женой отдохнуть. Она будет лежать на пляже недалеко от отеля, потому что пройти большое расстояние ей тяжело, а его отпустит искупаться. Ненадолго, ведь ей может стать плохо.
Представить, что Егор бросит больную жену, Танечка не могла. Не бросит никогда. Как же ей раньше не пришло это в голову? Заболела бы вовремя, и не возникло бы у нее сейчас никаких проблем. Впрочем, жалеть о сделанном она не любила. Нужно учиться на своих ошибках и накапливать опыт.
Значит, так. Подобрать подходящий диагноз – с Интернетом это не проблема. Потом довести до сведения бывшего мужа, что больна и всячески старается от него это скрыть, чтобы не мешать его счастью. Тут лучше всего действовать через маму, на подружек нет никакой надежды – только заронят у Егора сомнения насчет ее болезни, с них станется. Ну а самое сложное – это дать ему прочувствовать, что бывшая жена страдает, причем страдания эти от огромной любви к нему. Тут сразу и не сообразишь, как лучше сделать. Впрочем, Танечка не сомневалась, что задача эта ей вполне по силам. Нужно только хорошо подумать.
Она легко спрыгнула с кресла и прошлась по комнате уже уверенно, словно набираясь сил.
Опять посмотрелась в зеркало. Скинула домашний костюмчик, надела свитер и брюки. Натянула сапожки и куртку и вышла в мягкий вечерний туман. Надо купить хлеб, фрукты, сыр. Ну и просто прогуляться.
Вадимову девку она увидела, почти подойдя к супермаркету. Та шла навстречу с объемным пакетом в руках. Весело так шла, словно никого вокруг не замечая. Даже, кажется, улыбалась. Со своими переживаниями Танечка почти забыла о Вадиме, вернее, не то чтобы забыла, а просто отложила проблему на потом, все-таки Вадим вариант неподходящий, особых сил на него тратить не стоит, но и спускать такое тоже нельзя. Она целый год считала его своим, тратила на него время, и тут – на тебе. Путается с какой-то девицей, а ей, Танечке, советует отправляться работать, как какой-нибудь поденщице.
Танечка улыбнулась про себя и шагнула к девице с объемным пакетом.
Домой Вадим отправился мимо автобусной остановки. Можно было пройти короче, дворами, но он автоматически прошел мимо излюбленного места районных алкашей. Матери среди них не было. Вообще-то до матерящейся компании она опускалась редко. Обычно шла к остановке, только если хлебнуть нужно было срочно, до дома не дойти. На середине улицы пить не станешь, а на остановке почти пивная. Сначала мать останавливалась чуть поодаль, потом попадала в центр компании, а иногда, когда компания расходилась, оставалась ночевать на лавочке. Вообще-то члены компании были мирные, незлобные и к матери относились «уважительно», как рассказывал слесарь дядя Аркадий, знавший печальную Вадимову тайну. Дядя Аркадий, сам почти не пивший, видя бесчувственную поэтессу, несколько раз звонил Вадиму, чтобы помог ее до дома довести, но тот всегда стоял твердо – нет. Хороший ты человек, Вадька, говорил слесарь, но тут ты не прав. Не по-божески это. Грех. Вадим точно знал, что грех лежит на матери, но не спорил – грех так грех.
Матери на остановке не оказалось, и Вадим, чертыхнувшись – лучше бы здесь торчала, направился к подъезду, в котором жил в далеком детстве. Лифта ждать не стал и отправился на пятый этаж пешком. Ему тошно было находиться в подъезде, казалось, все вокруг знают, что он алкоголичкин сын, и смотрят на него с брезгливостью.
Ключи от ее квартиры он всегда носил с собой, не объясняя себе зачем. Если не видел мать на трамвайной остановке, раз в несколько дней заходил к ней домой. Была пьяной, сразу же уходил, трезвой – перекидывался с ней двумя словами. Счета за коммунальные услуги он давно оплачивал сам, до ужаса боясь, что она потеряет жилплощадь и свалится ему на голову.
– Вадик? – слегка удивилась мать.
– Привет, – он, не раздеваясь, прошел в комнату.
Она сидела за компьютером, его Вадим подарил ей два года назад. Вернее, тогда новый комп он купил Зое, а матери отдал теткин старый. Он был уверен, что она поменяет его на бутылку водки при первом же запое, но ошибся. Вообще мать, как ни странно, вещи никогда не продавала. Он не понимал, где она достает деньги. По его представлениям, ни один нормальный человек никакой работы ей поручить не мог, но тем не менее где-то она все время подрабатывала.
Удивительно, но окончательно мозгов мать так и не пропила. Кончался запой, и она превращалась в нормального человека, далеко не глупого, доброго и, что самое странное, с хорошей памятью. Вот и компьютер освоила самостоятельно, во всяком случае, Вадиму вопросы задавала редко, и вопросы достаточно сложные, на которые непрофессиональный программист вряд ли ответит.
В квартире было чисто, и Вадиму стало стыдно, что он не разулся. Он вернулся в прихожую, скинул ботинки, но куртку снимать не стал, только расстегнул. Для него у входной двери стояли тапочки, которые мать купила лет десять назад, но он их ни разу не надел. И сейчас не стал, так в носках и вернулся в комнату.
– Рукопись редактирую, – объяснила мать.
– Интересная? – спросил он, усевшись в кресло.
Кресло было совсем старое, когда-то в детстве он любил залезать на него с ногами, рядом устраивал игрушки и читал любимую книжку «По дорогам сказки». Он до сих пор помнил эту книжку почти наизусть, и иллюстрации помнил. И помнил, как отец, который тогда еще был для него папой, все пытался подсунуть ему что-то другое и объяснял, какие интересные книги он ему купил, и даже начинал читать какую-нибудь из них вслух, и Вадик покорно слушал, а потом снова принимался за любимые сказки. Сейчас кресло было накрыто аккуратно сшитым чехлом, потому что обивка давно порвалась. Этого чехла Вадим до сих пор не видел, видимо, мать сшила его совсем недавно. А может, видел, только не обратил внимания, он давным-давно не сидел в этом кресле.
– Интересная, – мать улыбнулась и помолодела лет на десять. – Детектив. Очень неплохой. И написан грамотно.
Как ни странно, страшное пьянство не слишком сказывалось на ее внешности. То есть пьяная она выглядела глубокой старухой, но в нормальном состоянии превращалась в самую обычную женщину, не слишком ухоженную, но и не безобразную. Впрочем, какое состояние считать для нее нормальным, еще вопрос.
– Про убийство? – Когда-то Вадик делил книги на «про убийство» и «про войну», других он не признавал. Хотя нет, были еще книги «про приключения».