Дар наслаждения
Шрифт:
— Из Германии?
— Не только. Из других европейских стран тоже. В Эмиратах слишком жарко, чтобы выращивать там соколов. У них, конечно, есть питомники, но... — Он запнулся.
— Что?
— В общем, в таком климате их очень сложно выращивать. Но в принципе возможно, и сейчас я именно этим и занимаюсь.
— Сколько вообще в Германии сокольничих?
— Около тысячи любителей. Таких, как я — кто этим серьезно занимается, — всего пять человек.
Элен такого не ожидала.
— Только пять человек? Вы, наверное,
— Как бы вам объяснить... Наша работа не имеет ничего общего с цирком или зоопарком. Сколько себя помню, меня всегда интересовали соколы. В них есть что-то первозданное. И то, что кажется на первый взгляд странным, — они очень пугливы. Ими нельзя управлять. Нужно завоевать их доверие. Тут нужны терпение и спокойствие. А эти качества в наш безумный век присущи немногим. Только птице решать, останется она или улетит.
Элен слушала, затаив дыхание. Ее поразил рассказ. И то, что этот человек совершенно точно знал, почему он что-то делает. Он не плыл по течению. Он сознательно решил вести столь необычный образ жизни, а для этого нужно много мужества.
— А что еще нужно, чтобы стать сокольничим? Вас же всего только пятеро.
— Хорошее зрение и проницательность. И еще сокольничий всегда должен помнить, что птицы — не собаки и не лошади, принуждением от них ничего не добьешься. Ты для них не хозяин, скорее попутчик. Если я хорошо себя веду, то стану соколу другом. На большее рассчитывать нельзя.
У Элен в голове была каша. Все это казалось ей странным.
— Сколько вы держите соколов у себя, прежде чем продать?
— Около пяти месяцев. В сентябре молодых птиц забирает какой-нибудь арабский шейх. В октябре у них начинается сезон охоты. Соколиная охота бывает за это время два-три раза.
— А потом? Что потом?
— Потом устраивают большой праздник и соколов выпускают.
— Но вы же сказали, что там очень жарко. Они не погибают?
Он засмеялся.
— Нет. В это время там прохладнее.
Элен задумалась. Ну да, конечно, именно зимой больше всего туристов едет в Эмираты.
— Еще одна моя задача — подготовить соколов к жизни в дикой природе.
— Вам трудно расставаться с ними?
Он помедлил с ответом.
— С некоторыми, к которым я особенно привязываюсь, расставаться очень трудно. Да.
При этих словах сердце Элен сжалось. Она представила, как он в последний раз смотрит вслед соколу. Торальф сказал:
— Знаете, я очень много времени провожу с птицами. Полгода я только ими и живу. Часто бывает, что встаю в пять утра, а ложусь за полночь. Но меня радует мысль, что они попадут в хорошие руки. Идеальный вариант, если сокольничий занимается только одной птицей. Лучшей доли для них не бывает.
Элен никогда в жизни не встречала человека, который бы так говорил о своей работе. Если кто-то из ее круга был увлечен своей профессией, то это означало погоню за славой или деньгами. Торальф же, напротив, ни единым словом не упомянул ни о своих гонорарах, ни об уважении со стороны клиентов. Это было его дело, которое он сам выбрал и которому отдавался без остатка.
— Хватит обо мне. Вы хотели что-то спросить о «Голубом чуде»?
Эта фраза вернула Элен с небес на землю.
— Что, простите?
— Замок. У вас было много вопросов о замке. Или вы побеседуете с теперешним сокольничим? Он может во всех подробностях рассказать о новом сезоне.
Все еще занятая своими мыслями, Элен сказала:
— Да, конечно, вы правы.
— У вас что-то случилось? — Голос Торальфа звучал обеспокоенно.
— Да... я немного растеряна. Один ноль в вашу пользу!
Торальф засмеялся.
— Почему же?
— Знаете, герр Ганзен, мне нечасто приходится общаться с сокольничими. Я слегка волнуюсь. Потеряла нить разговора.
— Да ничего особенного тут нет. Ваша профессия тоже очень интересная. Но вы мало об этом говорите.
— А вы разве спрашивали? — Элен оживилась.
Теперь он засмеялся:
— Да, ловкости вам не занимать. Бьете меня моим же оружием.
— Что вы имеете в виду? — Элен не могла не улыбнуться. У него был такой искренний смех, который ее очень тронул.
— Я в начале нашего разговора спросил у вас то же самое.
Элен очень удивило, что он об этом помнит. Ей было приятно. Но внимательным Торальф показался ей еще при первой встрече.
За годы работы журналистом Элен научилась спокойно и ровно разговаривать с главными редакторами газет и журналов, шеф-редакторами, представителями других СМИ. Это стало частью ее жизни. Каждый играл свою роль как умел. Разговоры сводились к обмену жестами и фразами, и по их окончанию каждый чувствовал себя победителем.
С Торальфом они общались на совершенно другом уровне. Она как будто ходила по лезвию ножа, все время опасаясь, что ее аргументы окажутся неубедительными. То, что ей удалось завязать столь продолжительный разговор с Торальфом, в финале которого он еще и от души смеялся, она восприняла как победу. Ей удалось очаровать мужчину, пустив в ход обаяние. Но было и что-то еще. Много раз во время разговора она ловила себя на мысли, что ей нравится его естественность. А он как будто точно знал, за какие ниточки нужно дергать. Он делал паузы, чтобы она могла прочувствовать каждый момент.
Ей вот уже несколько минут хотелось сказать ему об этом. Но слова застревали в горле, ей не хватало смелости. Она решила не рисковать.
— Вы очень приятный мужчина, герр Ганзен. — Сказав это, она напряглась, ожидая ответа.
Он немного помолчал и сказал:
— Спасибо. Могу ответить только встречным комплиментом. Вы очень симпатичная и интересная женщина.
Элен покраснела. Слава Богу, он не мог этого видеть.
— Я отвлекла вас от работы. Но, если позволите, я еще позвоню.