Дар небес
Шрифт:
***
Рэмиэль перехватил летящего Бабла за холку, когда тот спешил надрать коричневый зад Чипу. Отбросив одного черта в сторону, он стряхнул с плеча второго.
– Уймитесь. И убери это, - добавил он Чипу, показывая на то, что он кинул в Бабла.
Черти испуганно его слушали и активно кивали. Больше Рэмиэль не стал тратить на них время. Он хотел быть рядом с Ликой. Это было так ново и не до конца объяснимо, но ему все больше и сильнее требовалось ее присутствие рядом с ним. Он хотел ее видеть и слышать, хотел чувствовать...
Выйдя из кухни, Рэмиэль
Пока Анжелика помогала расположиться своей гостье, Рэмиэль ходил вокруг них. Он наблюдал за Ликой и с жадностью ловил каждую ее улыбку, каждое движение, каждый звук ее голоса, каждый брошенный на него смущенный взгляд. Но когда гостья начала раздеваться, Лика украдкой попросила его выйти. Рэмиэль так и сделал. И оставив девушек, он прошел в мастерскую.
Стоило Рэмиэлю шагнуть в комнату, как он замер в изумлении. В центре комнаты на мольберте стоял хост. И Рэмиэль посмотрел на него, словно в зеркало. Портрет был только начат, и на хосте Архангел был изображен в полный рост, за спиной виднелись очертания будущих крыльев, а на заднем плане наброски языков высокого пламени, сквозь которые виднелись искаженные болью лица.
Подойдя к картине, Рэмиэль аккуратно дотронулся до своего написанного маслом отражения. Краска была еще влажной и осталась на пальцах, которыми он растер ее по коже. Анжелика видела его таким, каким он сейчас был - ангелом, за спиной у которого бурлила боль, и кипел ад, отражаясь в его глазах. И она все равно к нему тянулась... слепо, сильно, искушающее невыносимо.
Так за что же ему досталось такое испытание?
Но, к сожалению, в этом Рэмиэль еще не разобрался, поэтому оставалось продолжать искать ответы, пока было время, пока он еще ничего не испортил.
– Тебе нравится?
– спросила его Лика, входя в комнату.
– Да. Ты невероятно проницательна.
– Спасибо, - смущенно поблагодарила она.
– Правда, картина еще не закончена. Нужно, чтобы краска немножко подсохла, чтобы я могла нанести другой слой...
– говорила Лика, пока он не повернул к ней голову.
И она замолчала, кажется, позабыв, что же хотела сказать. Задержав взгляд на его губах, она опустила глаза, а потом подняла их к своей картине. И в этих глазах стояла печаль и усталость.
– Тебе нужно отдохнуть, - сказал он, поворачиваясь к ней, делая шаг и сокращая расстояние.
– Да, но... ты ведь скоро уйдешь...
– Нет, я останусь.
Встав перед Анжеликой так, что между ними почти не осталось свободного пространства, он поднес руки к ее лицу, чувствуя, как жжется и обволакивает кожу ее свет, который тут же пожирала его темнота. Но для обоих все это было мелочью по сравнению с желанием прикасаться и чувствовать друг друга. Он аккуратно убрал упавшие ей на глаза белые пряди, слушая ее прерывистый вдох... провел пальцами по контуру скул, упиваясь этим касанием и заглядывая в блестящие глаза... и слушая ее невыносимое...
– Пожалуйста...
Его мужское начало снова взревело внутри, выталкивая наружу вспышки пламени с его ладоней, которые он едва успел убрать от ее лица, душа это пламя в сжатых кулаках. Невыносимо! Невыносимо было терпеть. Но пока он еще был на это способен, он будет мириться со своей нуждой. И разве он не может дать ей хоть что-то из того, что она просит? Он давал ей и большее...
Аккуратно обхватив ладонями лицо Анжелики, Рэмиэль притянул ее к себе. Ее губы были невероятно горячими и влажными. И Рэмиэль упивался ими, как в первый раз. Он еще не знал губ слаще и трепетней этих, и не было еще для него необходимей девушки, чем их обладательница. Хотелось в ней утонуть и раствориться, хотелось слиться воедино, хотелось сгореть от страсти... но пока можно было себе позволить сгорать от необходимости во всем этом.
Отпустив губы Анжелики, Рэмиэль подхватил ее на руки и понес в спальню, где опустил на широкую кровать. Но, к его сожалению, на этой кровати он мог сейчас позаботиться лишь о том, чтобы Анжелика отдохнула.
– Останься со мной, - тихо попросила она, так неистово вцепившись в воротник его плаща, что Рэмиэлю пришлось бы приложить силу, чтобы отстраниться.
Рэмиэль даже растерялся, давно позабыв, что значит возлежать с женщиной на ложе, и совсем не зная, что значит находиться так близко с той, на которой он поставил для себя временную печать запрета. Но сколько можно заставлять ее о чем-то просить?! Он аккуратно опустился на кровать рядом с Ликой, и она тут же уткнулась носом в его грудь, опаляя кожу горячим дыханием и продолжая крепко сжимать его плащ, будто в страхе, что он исчезнет. Накрыв рукой ее побелевший кулачок, который утонул в его ладони, Рэмиэль попытался разжать напряженные пальцы.
– Я никуда не уйду, - сказал он ей.
– Прости, - ответила она, и разжав кулак, приложила его к своей груди, чтобы поправить непослушную ткань воротника от халата.
"Терпение и еще раз терпение... это ведь такая мелочь" - сказал себе Рэмиэль, когда рука потянулась к ее щеке, которую он нежно погладил.
И тут, вполне для него ожидаемо, с другой стороны кровати появились восемь пар маленьких лап его чертей. Они вцепились в покрывало и подтянулись, чтобы высунуть над краем кровати свои любопытные морды. Эти морды молчали и озадаченно хлопали большими глазами, переводя взгляд с него на девушку. И лишь один Бабл задерживал на ней взгляд дольше других. А когда Чип разинул пасть, чтобы что-то сказать, Рэмиэль тут же его оборвал строгим шепотом:
– Тихо.
От его интонации поджал уши не один Чип, а вся четверка, но уходить они не собирались. Видимо, любопытство в них было слишком велико. И Рэмиэль понимал отчего - таким они его еще не видели, а плохо различая, где заканчивается граница зла, и где начиналось нечто другое, они совали свой нос всюду, что было для них ново и интересно. Вскарабкавшись на кровать, они уселись на безопасном расстоянии от Анжелика, чтобы случайно не обжечься об ее свет, который сейчас разгорелся с чуть большей силой, чем было до их первой встречи. Пришлось одернуть только одного Буча, который надумал подшутить над Флипом. Пока этот чертенок что-то шептал на ухо Чипу, Буч прикусил свой высунутый язык, что придало его морде еще большую хитринку. А взяв хвост Флипа, он решил поднести его кончик к Лике. Но когда Рэмиэль произнес его имя, Буч со страху отпустил чужой хвост, получая от Флипа подзатыльник. И только строгий взгляд Рэмиэля предотвратил новую драку.