Дар орла
Шрифт:
– Я в самом деле ничего не понимаю, – сказал он. – Да и никто здесь, я уверен, не понимает, что с нами творится, но все мы чувствуем себя очень нервными и расстроенными.
– Потому что мы заговорили о пирамидах?
– Видимо, да, – сказал он. – Я и сам не знал, что эти фигуры являются женщинами.
– Да конечно же ты знал, тупица, – бросила Лидия.
Нестор, казалось, был разъярен ее выходкой, но тут же расслабился и посмотрел на меня с глупым видом.
– Может, и знал, – сдался он. – Мы проходим через очень странный период в нашей жизни. Никто больше ничего не знает наверняка. С
Атмосфера накалилась. Я настаивал на том, что единственным способом разрядить ее может быть разговор о тех загадочных колоннах пирамид. Женщины горячо протестовали. Мужчины помалкивали. У меня было ощущение, что они сочувствуют женщинам, но втайне не прочь, как и я, обсудить этот вопрос.
– Говорил ли дон Хуан что-нибудь о пирамидах, Паблито? – спросил я, желая увести разговор от болезненной темы, но не слишком далеко от атлантов.
– Он сказал, что там, в Туле, есть одна особенная пирамида, она является гидом, – охотно ответил Паблито.
По его тону похоже было, что ему действительно хочется поговорить об этом, а то, с каким вниманием нас слушали другие, говорило о том же.
– Нагваль сказал, что эта пирамида – гид ко второму вниманию, – продолжал Паблито, – но ее разграбили, и все там было уничтожено. Он сказал мне, что некоторые пирамиды были гигантским не-деланием. Они были не жилищами, а местом, где воины практиковались в сновидении и втором внимании. Все, что они делали, было запечатлено в рисунках и надписях на стенах.
Затем, вероятно, пришли воины другого рода, которым не понравилось то, что делали маги пирамиды со своим вторым вниманием, и они разрушили пирамиду и все связанное с ней.
Нагваль считал, что новые воины, должно быть, были воинами третьего внимания – воинами, которых ужаснуло зло, заключенное в фиксации второго внимания. Маги пирамиды были слишком увлечены своей фиксацией, чтобы вовремя понять, что происходит. Когда до них дошло, было уже слишком поздно.
Все в комнате, и я в том числе, слушали Паблито, как загипнотизированные. То, что он говорил, перекликалось с тем, что я слышал раньше от дона Хуана.
По словам дона Хуана, мы состоим как бы из двух сегментов. Первый – это знакомое нам физическое тело, которое мы можем ощущать непосредственно. Второй – светящееся тело, придающее нам вид огромного светящегося яйца, которое может быть замечено только видящими. Он говорил также, что одной из самых важных задач магии является осознание светящейся оболочки. Это цель, которая достигается путем сложной системы сновидения и жесткой систематической практики не-делания. «Не-делание» он определил как некие непривычные действия, вовлекающие все наше существо и заставляющие его осознавать свою светящуюся часть.
Поясняя эту идею, дон Хуан изобразил наше сознание разделенным на три неравные части. Самую маленькую часть он назвал «первым вниманием» и сказал, что это именно то внимание, которое развито в каждом человеке для жизни в повседневном мире; оно охватывает сознание физического тела. Другую, большую часть он назвал «вторым вниманием» и описал его как то внимание, которое нам нужно, чтобы воспринимать нашу светящуюся оболочку и действовать как светящееся существо. Он сказал, что второе внимание в течение всей нашей жизни пребывает на заднем плане, если только оно не выводится вперед благодаря специальной практике или случайной травме, и что оно охватывает осознание светящегося тела. Последнюю, самую большую часть он назвал «третьим вниманием». Это то неизмеримое осознание, которое включает в себя неопределимые аспекты физического и светящегося тел.
Я спросил его, испытал ли он сам третье внимание. Он ответил, что был на его периферии и что, если он когда-нибудь войдет в него полностью, я тотчас узнаю об этом, потому что все в нем мгновенно станет тем, чем оно и является в действительности – взрывом, вспышкой энергии. Он добавил, что второе внимание является чем-то вроде полигона для достижения третьего внимания. Это состояние очень труднодостижимо, но крайне плодотворно.
– Пирамиды вредны, – продолжал Паблито. – Особенно для незащищенных воинов вроде нас. Еще вреднее они для бесформенных воинов, подобных Ла Горде. Нагваль говорил, что нет ничего более опасного, чем злая фиксация второго внимания. Когда воины приобретают способность фокусироваться на слабой стороне второго внимания, ничто не может устоять на их пути. Они становятся охотниками за людьми, вампирами. Даже если они умерли, они могут добраться до своей жертвы сквозь время, как если бы они присутствовали здесь и сейчас, поэтому мы становимся именно такой жертвой, когда входим в одну из этих пирамид. Нагваль называл их ловушками второго внимания.
– Он не говорил, что при этом происходит? – спросила Ла Горда.
– Нагваль сказал, что мы, пожалуй, сможем выдержать одну поездку на пирамиды, – объяснил Паблито. – При втором посещении мы начнем чувствовать непонятную печаль. Она будет подобна холодному бризу, который оглушит и утомит нас. Это утомление очень скоро превратится в невезение. Через непродолжительное время мы станем носителями злого рока, всякого рода беды будут преследовать нас. Нагваль сказал, что почти все наши неудачи вызваны своевольными посещениями этих развалин вопреки его рекомендациям.
Элихио, например, всегда слушался Нагваля, и его нельзя было бы найти там мертвым. Так же поступал в свое время и этот наш Нагваль. Им всегда везло, тогда как остальные не могли избавиться от своего злого рока, особенно Ла Горда и я. Разве нас не кусали всегда одни и те же собаки? И разве одни и те же потолочные балки на кухне дважды не загорались и не падали на нас?
– Нагваль никогда мне этого не объяснял, – сказала Ла Горда.
– Да объяснял же, конечно, – настаивал Паблито.