Дар случайный
Шрифт:
– Ты чего такой смурной?
– поинтересовался Жора.
– Надоело все, - признался Завгороднев.
– И черт меня дернул в эту журналистику пойти! Знаешь, как оно мечталось? Рим, ассамблеи ООН, острые полемики с акулами пера империалистической прессы... Вот она где, эта полемика! С областного совещания по животноводству на слет передовиков производства банно-прачечного дела! Сижу в мэрии, статью готовлю о благородных управленцах, которые недосыпают и недоедают, все о благе горожанина думают. А сам мечтаю, вот бы ахнуть про них в газете всю правду! А потом думаю: а кому она, эта правда, нужна?
– Это ты переишачил, - сказал Жора.
– Популярно говоря, отдых требуется.
– Не, Жора, - мотнул головой Борис.
– Ерундой мы занимаемся!
Разговор их продолжился и тогда, когда библиотечный междусобойчик благополучно
– Нет, ты мне скажи, - хватал Борис Попова за лацканы пиджака, - о чем мы пишем? Ты честно скажи, о чем мы пишем? На кой хрен простому российскому читателю нужны эти самые свиноматки с ихним свиноматочным приплодом? Ты честно скажи, мы что, для крупнорогатого скота пишем или для людей? Если мы пишем для людей, то на хрена мы им рассказываем о том, как готовится к зиме спецавтохозяйство товарища Селиванова? Кому это интересно кроме этого самого товарища Селиванова? Мы все - законные наследники сталинской прессы! Знаешь, о чем писать надо? Знаешь?
– Ну, скажи, - миролюбиво интересовался Жора Попов, отдирая цепкие руки товарища от своего пиджака.
– Скажи, если ты такой умный!
Завгороднев подумал.
– О "летающих тарелках" надо писать!
– заявил он.
– Вот если бы я этот гребаный факультет журналистики не кончал, я бы обязательно в Сибирь поехал, М-скую аномалию изучать. Слышал про М-скую аномалию? Слышал? А слабо тебе туда поехать? Никогда ты туда не поедешь, так и будешь про посевные, уборочные и про окот овец писать. А народу этого не надо. Народ про М-скую аномалию знать хочет! А мы про нее молчим, утаиваем от народа таинственную правду!
– Так поезжай и напиши!
– с некоторым раздражением сказал Жора.
– А у меня семья, у меня дети, Боря! Мне надо на кусок хлеба зарабатывать, и, желательно, с маслом... На кой мне твои аномалии? Что там - деньги на деревьях растут? Достал ты меня!
– он разлил по стаканам остатки водки. Ну, давай по последней и погнали по домам. Меня Ирка ждет!
Дорогу домой Завгороднев запомнил плохо. Кажется, был милиционер, который настойчиво интересовался, где Завгороднев живет и куда направляется. Потом милиционер куда-то делся, а Борис, вроде бы, выпил еще с каким-то мужиком, который жаловался ему на свою жену; она, по рассказам этого мужика, была кем-то средним между Медузой Горгоной и Пандорой. Причем, если выглядела она, как Медуза Гогона, то характер у нее был таким же гнилым, как у Пандоры. Потом пропал и мужик, а Борис оказался около подъезда своего дома. Собравшись с силами, он на автопилоте проплыл к дому под осуждающими взглядами соседок, не с первого раза, но все-таки попал ключом в замок и ввалился в квартиру.
Стелить не хотелось и Завгороднев бросил на диван теплое одеяло. Освободившись от пиджака и брюк, он с наслаждением нырнул под одеяло и принялся стаскивать через голову тугой галстук. Вытянувшись, он закинул руки за голову и посмотрел вверх. По белому потолку бродили дрожащие тени. Как в горах. "Господи!
– с неожиданно трезвой тоской подумал Завгороднев.
– Да разве о том я мечтал? Разве в этом смысл человеческого существования? Ну, отправят меня завтра в пионерлагерь "Орленок" описывать счастливое и безоблачное детство советских детей! Толку-то?! Ведь не для того я родился, чтобы всю жизнь за пишущей машинкой провести! А для чего? Господи! взмолился он к невидимому небесному слушателю.
– Вразуми ты меня, идиота!" И сразу на душе стало спокойнее. Потянуло в сон и тени на потолке перестали раздражать и тревожить. "На хрен мне все эти аномалии?
– уже засыпая, неожиданно для самого себя подумал Борис.
– А вот все брошу и отправлюсь на Тянь-Шань искать снежного гоминида!"
4. Мир приключений.
Отсюда, из долины, была хорошо видна угловатая белая полоса заснеженного горного хребта. Небо было пронзительно синим и при желании в нем даже днем можно было разглядеть звезды.
Борис вздохнул и полез в палатку за спальным мешком. То, что когда-то казалось романтичным, на поверку оказалось будничным и серым делом.
Он подкинул в костер несколько полешек и залез в спальный мешок, не застегивая его на молнию. Сорок семь ему сегодня исполнилось. Праздник, который хотелось как-то отметить. Впрочем, праздник ли? Сорок семь лет ему исполнилось, а что оставалось за спиной? Туманы беспросветные да экспедиции в далекие края. "Мы едем, едем, едем, - пробормотал он, - в далекие края. В начальниках - дебилы, в разнорабочих - я". Да, блин, вот так и жизнь человеческая проходит. В поездках за туманом.
Зуд бродяжничества, одолевший его сразу после окончания школы, погнал Завгороднева на Вилюй мыть золото в старательской артели. Разумеется, намытый золотой песок не окупил даже затрат на поездку, но молодого Завгороднева тогда это не сильно огорчило. Перекантовавшись зиму в Царицыне, он устроился в геологическую партию "Спецгеофизики" и вместе с ее участниками весь весенне-летний период провел, колеся по области. Знаний не хватало, но сил, чтобы долбить шурфы и перетаскивать экспедиционное имущество, было более чем достаточно.
Потом были экспедиции на Ямал, в тюменскую тайгу, в сурхан-дарьинские пески, много чего было потом. Дух бродяжничества впитался в поры его кожи, он уже и помыслить не мог, что можно жить жизнью обыкновенного обывателя жениться, воспитывать детей, каждый день ходить на службу, выпивать с друзьями по субботам и забивать с ними "козла" в дворовой беседке. Такой жизнью Завгороднев жить не привык и не смог бы.
Несколько лет назад судьба занесла его в деревню Молебку Пермской области. Энтузиасты-уфологи открыли там какую-то аномальную зону, появились статьи в газетах, от ученых принялись требовать ответа на поставленные уфологами-самоучками вопросы, а их не было. Вот и решила Академия наук устроить небольшую экспедицию в эту самую М-скую аномалию, как ее тогда окрестили журналисты. А любой экспедиции нужны прежде всего разнорабочие. Завгороднев же был проверенным экспедиционным кадром, ему сам физик Муравьев-Муратовский предложил принять участие в исследовании этой самой аномалии. Разумеется, журналисты про экспедицию Академии наук пронюхали, и когда ее палаточный городок вырос близ деревни Молебки, рядом тут же встали палатки газетчиков. Кого там только не было - Пашка из "Литовского комсомольца", Ярына Млук из украинского "Всесвiта", братья Кунявины из "Молодости Магадана", сам Харченко из "Комсомолки", еще с полсотни менее известных, и даже однажды Александр Яковлев из АПН на вертолете прилетал с инспекцией. Никакой аномалии физики не нашли, да и не могли, конечно, найти. Бред это был, правда, не сивой кобылы, а небезызвестного Пашки из "Литовского комсомольца". Он самую первую статью о М-ской аномалии со скуки написал, а теперь прилетел посмотреть, как советские физики землю рыть будут, добывая факты, подтверждающие существование несуществующего. Но время было славное! Были посиделки у костра, рассказы самые фантастические. Без преувеличения можно сказать, что в той экспедиции Завгороднев не только ликбез по неопознанным летающим объектам прошел, но и так его натаскали по разным аномальным явлениям, что он запросто кандидатскую защитить мог, если бы такое направление в науке существовало! А сколько выпито было! Речка Молебка шире Волги стала бы, вылей в нее жители палаточного городка все выпитое!
И вот экспедиция энтузиастов, жаждущих наконец отловить снежного гоминида. Завгороднев к ним пристал потому, что на Тянь-Шане еще никогда не был. И в самом деле оказались красивые места. Душа отдыхала на местных колоритных пейзажах. Будь Завгороднев художником, он бы отсюда не вылазил! А что касается снежного гоминида... Завгороднев извлек из спального мешка левую руку и посмотрел на часы. Все правильно, пора было вставать, вот-вот должен был подойти Арий.
Он вылез из мешка и едва успел подкинуть еще несколько поленьев в отгорающий костер, как неподалеку с шорохом посыпались камни, потом кто-то коротко и гортанно вскричал и из-за коричневой потрескавшейся скалы показался Арий.