Дар
Шрифт:
Жрец, удивленный словами ведуна, проследил за его взглядом. Через минуту Инциус закрыл глаза и отвернулся, на лице его отразилось неподдельное горе.
— Он испугался, — тихо заговорил ведун. — Наверное, он и вправду ее любил. Любил по-настоящему, по крайней мере, поначалу. Потому и почувствовал что-то такое, чего больше никто не заметил. А потом я нарочно подсунул ему одну книгу. Хорошую книгу, в которой много правды об оборотнях. Он прочитал и понял. И когда он понял, я был рядом. Это и было последней
— И бросил ее… — эхом откликнулся ведун.
— Он испугался, — повторил ведун. — Одно дело, когда твоя возлюбленная — дочь твоего князя, который, всплыви правда, запросто может во гневе да сгоряча оттяпать тебе главное достоинство. И совсем другое, когда она в придачу к этому еще и оборотень. И именно ты, пусть и невольно, поспособствовал тому, что она им стала. Положа руку на сердце, жрец, много ты знаешь людей, которые бы такое выдержали и не согнулись, не надломились?
— Может быть… — вздохнул жрец, поворачивая лицо к солнцу. — Может быть, ты и прав.
— Князь знает? — поинтересовался ведун. Инциус молча кивнул. — Еще кто-нибудь?
— Нет. Больше никто. Но вряд ли мы сможем долго это скрывать, рано или поздно поползут слухи… Тебе-то какое дело, ведун? — в голосе жреца прозвучала тоска. — Забирай свое золото и уходи. Князь заплатит, хоть и считает, что ты мало что сделал.
— Ты тоже так считаешь?
— Ты сдержался, — помедлив, ответил жрец. — Иногда это труднее…
— Ты говорил, что разбираешься в колдовстве.
— Тебе это зачем? — Инциус слегка удивился.
— Сможешь сделать так, чтобы… вот это выглядело… — ведун замялся, — …посвежее? Или, на худой конец, заморочить тех, кто будет смотреть.
Ведун раскрыл сой мешок и вынул оттуда нечто круглое размером с человеческую голову. Сладковато пахнуло разложением и смертью. Жрец, глянув, невольно, отшатнулся, зажав ладонью рот и нос. В руках у ведуна и вправду была уже тронутая тлением человеческая голова.
— Зачем?! — с болью в голосе воскликнул Инциус. — Зачем это? За кого ты вообще меня принимаешь?!
Сдвинув брови, он глянул на ведуна, глаза его полыхнули недобрым огнем. Ведун быстро убрал голову Влада обратно в мешок, вытер руки о холстину.
— Не смотри на меня так, жрец. Я нашел это у логова волколака, — он вздохнул и пристукнул кулаком по колену. — Я предупреждал его, а он, дурак, выбросил светильник и сам пришел к своей смерти! Он был сильным бойцом, у него было оружие. Он мог бы шутя отогнать волколака, если бы не страх, разъедавший его душу.
Ведун помолчал, потом криво усмехнулся.
— Как думаешь, жрец, если предать Возносящему Огню одну голову, душа попадет в Вышний Мир?
— Хоть сейчас-то оставь этот тон, — поморщившись, попросил жрец. Ведун кивнул.
— А еще можно сказать, что это он, — медленно проговорил ведун. — Кто-то должен быть оборотнем. А он в последние дни вел себя странно, не так, как всегда. Люди это видели, может, и поверят.
— Я знаю, у него не было родных, — продолжил ведун, не дождавшись ответа жреца. — Если уж он не смог защитить ее при жизни, так пусть хоть после смерти… Это, по крайней мере, отведет от нее подозрения. Конечно, если ты не сможешь придумать что-то получше…
— А Илана? — тихо спросил жрец. — Каково будет ей, когда она услышит эту новость?
— Она знает правду, — пожав плечами, ответил ведун.
— Тем более!
— Ладно, — ведун, нахмурившись, махнул рукой. — Плохая идея.
— Голову… — через силу выговорил жрец. — Оставь…
Ведун поднялся со скамьи, подошел к парапету и встал на том же месте, где до этого стоял жрец. Солнце вышло из-за горизонта больше чем на половину. Ветер стих. Снизу, со двора замка, доносилось ленивое цоканье копыт по брусчатке и сонные голоса.
— Что будет с ней?
— Не знаю, — Инциус устало прикрыл глаза рукой. — Рольф любил сына. Как наследника, как продолжателя рода, как свое собственное продолжение. Думаю, случись все наоборот, он пережил бы это гораздо легче. А Илана… Она слишком похожа на свою мать. Рольф не простит ей. Не простит за сына, не простит того, что все эти годы она была ему живым укором, за то, что он совершил когда-то. Он не простит ей своей вины, своего раскаяния, не простит того, что все было напрасно… Не простит, даже зная, что она ни в чем не виновата.
— Значит, теперь вы можете без помех забрать ее себе?
— Теперь она нам не нужна.
— Что так? — ведун быстро обернулся.
— Ее предназначению не суждено сбыться. То, что ты запер в ней, не даст проявиться ее собственному дару. Она уже никогда не сможет довериться самой себе и раскрыть свою силу. Теперь нам нужно искать кого-то другого… — жрец посмотрел на мешок у своих ног, потом перевел взгляд на ведуна. — Но мы не оставим ее. Она будет жить в общине. Там ее, по крайней мере, попытаются уберечь от того кошмара, на который ты ее обрек. Хотя мира в ее душе не будет уже никогда…
Ведун отвернулся от жреца. Теперь он смотрел на выплывавшее из-за горизонта солнце. Смотрел не мигая и не щуря глаз. Его пальцы так сжались на камне парапета, что, казалось, камень этот вот-вот не выдержит и раскрошится в песок.
— Почему ты так поступил, ведун? — тихо спросил жрец. — Почему не сделал того, за чем пришел?
— Разве не этого ты хотел?
— Ты не мог знать того, что Отмир способен принести Дар.
— Не мог… — эхом отозвался ведун.
— И все же ты допустил его смерть. И, если бы все сложилось по-иному, они погибли бы оба…