Дар
Шрифт:
– Вполне в ее стиле, - Райнир слегка качнул головой, словно прогоняя настойчивые, но совершенно не нужные сейчас мысли, отходя от советника на несколько шагов, - Зиберина все время кого-то спасала. Для нее это такая же естественная потребность, как необходимость дышать... Вот только беспечной она никогда не была.
Понимая, к чему он ведет, мужчина усмехнулся.
– Один из приближенных к королю Сарроги придворных разыскал в какой-то захудалой деревушке девушку, удивительно похожую на госпожу. Маг, которого я направил во дворец для слежки, сам перепутал их, столкнувшись с подменой впервые. Ее прекрасно обучили, а теперь предоставили полную свободу, позволяя привлекать к себе внимание. Полагаю, это делается с единственной целью - вы клюнете на приманку и выкрадите ее.
– Я так
– Скорее, они переоценивают свой умственный потенциал, - хмыкнул советник. Его тревожило другое, - мне стало известно, что интерес госпожи к происходящему связан с личными мотивами. Много лет назад она посещала оазис, прожив там довольно много времени.
– Даже спустя века она нисколько не изменилась.
– В глазах мужчины яростно вспыхнуло обжигающее пламя, зеленоватые язычки которого полностью затопили радужную оболочку, постепенно заполняя все пространство, вырываясь тонкими змейками на лицо, скользя по белой, как мел, коже. В остальном он прекрасно держался, не позволяя испытываемым эмоциям взять верх, но даже такое проявление чувств было не характерным для него. Железное самообладание и выдержка никогда не изменяли ему, не позволяя буре, бушующей в его душе, взять верх и вырваться наружу.
– Маленькая принцесса всегда возвращала долги, любой ценой, даже если для этого приходилось лезть в самое пекло...
– Вы вмешаетесь сейчас, повелитель?
– Советник не смог больше молчать, решившись задать мучающий его вопрос. Сам он предпочел бы, чтобы эта женщина, лишавшая владыку покоя на протяжении долгих веков, сгинула в какую-нибудь темную бездну, из которой уже не смогла бы найти выхода. Он лишь однажды был в покоях повелителя, когда приносил ему срочное донесение, но успел заметить большой портрет, висящий над огромным камином. Возможно, мужчина не придал бы ему большого значения, если бы не заметил, что мебель в комнатах расположена так, чтобы и с постели, и с кресел, расставленных на круглом возвышении в центре, можно было увидеть лицо изображенной на полотне женщины.
Именно тогда советник и понял, кого нарисовал ставший прахом много лет назад художник. Со старинного полотна на обитателя просторных, светлых и роскошных, но не обжитых и неуютных покоев смотрели смеющиеся, задорные и живые карие глаза. Талантливому живописцу удалось передать не только природное очарование и незаурядное обаяние женщины, но и суметь изобразить ее без прикрас, что было редкостью, ведь ему позировала не обычная придворная дама, а наследница огромного государства. Изображение было настолько совершенным и живым, что Сорель невольно заподозрил своего правителя в том, что он приложил немало стараний, чтобы придать картине законченный вид и сохранить ее в нетронутом состоянии. И он невольно в который раз подряд был поражен до глубины души не только силой испытываемых мужчиной чувств, над которыми оказалось бессильным даже время, но и его стальной, непоколебимой, несгибаемой волей. Каждое утро правителя начиналось под неповторимым, наполненным мудростью, загадочным взглядом смотрящей на него с полотна женщины. Советника взяла оторопь, когда он представил себя на месте мужчины, просыпающегося и засыпающего с одной-единственной мыслью - та, кого он любил на протяжении стольких лет так же, как и он, открывает каждое утро навстречу новому дню свои необычные глаза и смыкает веки, когда на землю спускается сумрак. А он может лишь смотреть на яркое изображение, прекрасно сознавая, что это, возможно, единственное, что у него есть.
Иногда советник искренне желал, чтобы эта сбежавшая сотни лет назад принцесса наконец-то вернулась, пусть для этого даже придется применить силу, ведь тогда в душе его повелителя воцарится мир и покой, которых он был лишен так долго. Но чаще всего он ловил себя на мысли, что ее появление может разрушить до основания хрупкие руины, оставшиеся от прежней жизни владыки. Сорель прекрасно сознавал, что бывшая принцесса не примет предложенных ей чувств и не признает повелителя достойной себе парой. Но даже думать об этом он старался где-нибудь подальше от дворца, в таверне или на постоялом дворе, за очередной кружкой крепкого эля, чтобы его мысли не стали известны. Не то, чтобы он боялся своего повелителя, но терять его доверие и дружбу он не собирался. Слишком много сил он потратил на то, чтобы добиться расположения к себе от этого угрюмого, серьезного и молчаливого человека, предпочитающего держать свои мысли и чувства при себе, не делая их достоянием даже очень узкого круга людей.
Советник знал, что за всю долгую жизнь у его повелителя был лишь один друг - покойный правитель Остианора, которого он и сменил на троне. Вот только ему также хорошо было известно, чем закончилась эта дружба.
Райнир отвернулся, чтобы не видеть направленного на него пристального и встревоженного взгляда. Ему с трудом удавалось сохранять спокойствие, хотя бы видимое. С силой сжав руки в кулаки, он заставил себя смотреть в окно, за которым раскинулся роскошный и яркий сад. Обычно это неплохо помогало, но сейчас привычная уловка не срабатывала. Сорель, его верный и преданный друг, мог сколь угодно долго утаивать от него свои крамольные, как он сам полагал, мысли. Вот только Райнир уже давно знал о них, потому что советник обладал раздражающей особенностью слишком громко думать о чем-то в его присутствии. Прозаично усмехнувшись, он сложил руки на груди, с легким прищуром рассматривая танцующие на ветру яркие кроны цветущих деревьев.
– Я и раньше имел сомнительное удовольствие наблюдать за тем, как она изображает из себя героического и отважного спасателя всех и вся... Вот только в конечном итоге она никогда не задумывалась над тем, кто спасет ее саму...
*****
Сухие и обжигающие жаром порывы воздуха, в котором растворились мельчайшие песчинки, не видимые невооруженному глазу, прошлись над землей, взмывая вверх над высокой дюной, взвивая струйки песка под ногами стоящих на ее вершине фигур. Призрачное марево исполняло диковинный и замысловатый танец над безжизненной пустыней, которая простиралась во все стороны, насколько хватало глаз, угнетая любого, кто мог оказаться здесь, однообразным и безрадостным пейзажем. Пески складывались в причудливые фигуры, поблескивая под лучами нещадно палящего солнца, несущего смерть неосторожным путникам.
А впереди - немного в отдалении - широко раскинулся огромный оазис, плотной стеной высоких пальм отгораживаясь от подступающих со всех сторон песков, стремящихся задушить в своем плотном кольце любое проявление жизни, от которой они стремились избавиться любыми способами, ежедневно подкидывая сложные испытания. С такого расстояния было невозможно увидеть, что происходит в тени высоких и тонких стрел деревьев, широко раскинувших зеленые пышные листья верхушек. В прозрачный воздух поднимались туманные дымки, свиваясь кольцами и распадаясь едва заметной тающей пеленой. До них доносились лишь отзвуки громких голосов, мелодичная музыка, то и дело обрывающаяся взрывами веселого и звонкого смеха и крики детей.
Это несоответствие могло покоробить своей жестокостью и беспощадностью, ведь всего в паре сотен метров от них медленно угасал еще один источник жизни, грозя увести с собой тысячи невинных людей. Но Зиберина слишком хорошо знала, что иначе здесь, под немилосердными, обжигающими и бездушными лучами солнца нельзя было выжить. Всех, кто родился в этих оазисах, с младенческих пеленок обучали простой истине - жить нужно сегодняшним днем, не загадывая ничего на будущее, ведь завтра в раскаленной и опасной пустыне, где смерть поджидает на каждом шагу новую жертву, может и не наступить. Многие члены племени в старину приносили своей смертоносной соседке, которую считали живой и разумной, жертвы, забивая скот, чтобы свежая, еще горячая кровь напоила жаждущие пески и позволила им прожить еще один день, не опасаясь новых смертей.
– Что это за постоянный шум?
– Хале какое-то время стояла молча рядом с ней, внимательно прислушиваясь. Она повернулась к ней лицом в ожидании ответа, поблескивая глазами, которые оставались единственной открытой частью лица. Плотная светлая ткань замысловатым тюрбаном закрывала ее волосы, обхватывая дополнительными полосами лицо. Длинный и просторный халат, одетый поверх брючного, наглухо застегнутого на все пуговицы костюма, надежно закрывающего все тело, ниспадал вниз, до кончиков кожаных высоких сапог на толстой подошве, защищая от песка и горячего воздуха.