Даринга: Выход за правила

Ракитина Ника Дмитриевна

Слезы потекли у Бранни по щекам и закапали с подбородка, сначала редко, но грозя перетечь в настоящий дождик. Небось, сканер орал бы сейчас, что ей нужна лошадиная доза успокоительного. Риндир скрипнул зубами. Завернул Бранни в шкуру и сгреб в охапку. Стал носить по покою, словно младенца, разбуженного страшным сном.

— Расскажи мне про эту обитель.

Бранни икнула.

— Если смотреть страху в лицо — он не такой и страшный.

Еще раз мельком пожалел, что рядом нет Люба с его профессионализмом врача и психолога. Крепче прижал Бранвен к себе.

— В лесу когда-то стояла обитель нёйд. Искусных, опасных. У них

искали помощи, им несли дары. Но однажды налетела буря. Стволы ломались, как тростинки. И воды, хлынув из-под земли, поглотили все вокруг. Кто осмеливался проходить или проезжать там — часто слышали песнопения из глубин. Это место боялись и обходили стороной. Потом озеро заросло и превратилось в болото. Но иногда, в такие же бурные ночи, обитель всплывала на поверхность, и можно было видеть свет и слышать пение, — девочка тяжело дышала под шкурой, на лбу выступил пот. — А если подойти к ограде — то и увидеть нёйд в таких же вот плащах, как на тебе. Они умерли, но все еще живые. И брат… Трилл говорит, что они ему служат. Они хотят меня к себе.

— Как же он может позвать их, если они утонули? — скептически приподнял бровь Риндир.

— Там спрятана веревка от била. То есть, две. Но одну нельзя трогать.

— Он тебя просто пугает, маленькая.

— Нет!

— Мне тоже снятся страшные сны. А потом я просыпаюсь и просто над ними смеюсь. Если тебе приснится страшный сон — просто помни, что я рядом. Как человек или как золотой сокол. Хорошо?

Бранни кивнула.

Риндир аккуратно уложил девочку на кровать. Присел рядом, напевая на родном языке:

…Мы без спроса пришли, мы однажды уйдем,

чтоб вернуться опять через пару веков,

нам сказали, что где-то найдется наш дом,

далеко, далеко-далеко.

Наше право — сгореть, словно листья, в костре,

Наше право — тонуть, словно листья, в ручье,

Для детей ноября есть реальность и бред,

Только нет лишь вопроса – зачем?..

Королева уснула, словно под колыбельную, разметавшись на постели. Щеки были мокрыми от слез, но на губах играла улыбка. Гадкий чепец сполз, по подушкам рассыпались яркие рыжие волосы. Штурман поежился от тянущегося из окон сквозняка, укрыл девочку меховыми одеялами. И отправился наверх, вернуть на место одолженный у Трилла плащ.

Глава 24

Риндир сидел на лавке с ногами, прикрываясь плащом Ауроры, и мечтал, чтобы обильная резьба так не резала зад. В коробе под лавкой определенно имелись подушки, чтобы сиденье умягчить, но штурман малодушно не собирался босиком опять ступать на каменный пол, по которому тянули сквозняки. Холод накрыл Риндира как-то внезапно, и он бы уже маялся простудой — если бы не зверский элвилинский иммунитет. Еще ему хотелось привалиться к спинке лавки — такой же резной, и чего местных тянет все подобным образом украшать? — и подремать хоть немного, но Аурору уймешь сейчас, пожалуй!

Штурман бросил тоскливый взгляд поверх ее плеча на окно-отвор без рамы. Холод вливался в него и выползал под двери вместе со звездным светом, звезды были крупные, яркие, и свет плошек, стоящих перед ликом Судии в локоть величиной и у постели, не глушил его, а скорее гармонировал.

Стражникам караван-ханум постель не полагалась. Они обходились горой подушек и меховых одеял, разбросанных перед дверью, но не спали — вот же гады — а с интересом пялились на происходящее. И сна у них, в отличие от перенервничавшего Риндира, не было ни в одном глазу. Фенхель так и вовсе подтянул к груди колено, возложил на него ладони, на ладони подбородок, и с интересом стрелял глазами, точно филин, то на жертву распекания, то на сдерживающее ярость начальство. Своды и стены в замке, конечно, прочные, да и двери, утопленные в арку, им не сильно уступают. Тут хоть весь изорись, хоть убийца тебе в спину ножичком тыкай — не услышат и не прибегут. Да и под дверью подслушивай кто — дроны в ту же секунду доложили бы. И все же Аурора блюла реноме, распекала Риндира вполголоса, отчего ему, впрочем, легче не становилось. Что выражения, что интонации, что взгляды — впору отравиться.

Адам из-за спины госпожи Бьяники подавал штурману ободряющие знаки, показывая, что всецело на его стороне. Ганелон, третий охранник, молчал. Возможно, даже дремал, сохраняя на лице сосредоточенное выражение и пялясь круглыми глазами перед собой.

— Ты понимаешь, что поставил под угрозу наше дело?

Риндир помотал головой.

— Практически сорвал так успешно начатые переговоры? Зачем тебя туда вообще понесло?

— Цмин отпустил.

— С Цмином я еще поговорю.

— То есть, ради решения наших проблем я обязан был оставить девочку во власти сладострастного садиста?

— Я этого не говорила, — прошипела Бьяника.

— Нет, сказали.

— Не ссорьтесь, девочки, — разрядил обстановку Фенхель. — Кто соберет больше вагонов — тот и будет паровоз.

На него зашипели с обеих сторон.

— Кто тебя вообще звал во все это вмешаться? Спал бы спокойно у костра или концентраты наворачивал. Прямо вот сейчас хоронят кого-то, кого медведь задрал или женщина родами померла. Мы не можем, просто не можем физически спасти всех, — прошипела Аурора яростно в глаза Риндиру. — Думаешь, я не жалела, не мечтала спасти в детстве Спартака или Жанну д’Арк? Чтобы счастья всем и никто не ушел обиженным? Сколько их, погибших несправедливо, изнасилованных, осужденных без вины только в одной истории человечества? О некоторых даже памяти не осталось…

Штурман посмотрел скептически в ее выпуклые глаза, на покрасневшее от гнева лицо.

— И жалела и плакала когда-то. И мне вовсе не хочется, чтобы такое происходило и с нами. Из-за твоего необдуманного донкихотства. Думаешь, устав по контактам бездушные бюрократы писали?

Риндир кивнул: он ровно так и думает.

— Каждое слово в этом уставе, буквально каждое, — страстно стиснула кулаки Аурора, — оплачено кровью. Оплачено потерями. Нашими — и тех цивилизаций, с кем мы входили в контакт. Потому и составлено так, чтобы исключить… юношеский максимализм.

Штурман скрипнул зубами.

— Да хоть у Фенхеля спроси, хоть у Альва. Если не веришь мне, — журила (пеняла) она. Далеко не все, что мы видим — мы правильно истолковываем. Мы иногда друг друга не можем понять, хотя не один пуд соли вместе съели. А тут гуманоиды, похожие на людей, но культура их может быть принципиально другая. И внешнее сходство поведения — обманка, повод для ошибок.

— Он ее бил. И пытался изнасиловать, — рявкнул Риндир. — И хоть из шкуры вылезьте — не докажете мне, что это не так.