Дарий
Шрифт:
– Вот вам царский акинак – чистейшее оружие! – нетерпеливо воскликнул Дарий, вынимая кинжал из ножен. – Приступайте. Ну!
Тон и требовательный взгляд царя подействовали на жрецов: баран действительно был заколот царским акинаком. Однако и эта жертва была неугодна богам-воителям, о чем свидетельствовали изъяны на печени и сердце закланного агнца.
– Царь! Наше войско обречено на поражение, – скорбно произнес старший из жрецов.
При этом два других жреца согласно закивали головами, стараясь не смотреть на Дария.
– Режьте другого барана,
Круто развернувшись, Дарий удалился широким шагом. Жрецы растерянно переглядывались.
– Царь бросает вызов богам, – чуть слышно обронил один из них, – это может плохо кончиться.
– Живее, уважаемые! – поторопил жрецов Багапат. – Режьте жертву. Слышите, уже ревут карнаи [72] . Это сигналы к сражению.
72
Карнай – персидская боевая труба очень большой длины.
С равнины и впрямь доносились хриплые протяжные надсадно-низкие переливы боевых персидских труб. Эти звуки было невозможно спутать ни с какими другими.
Желтая равнина с редкими островками зеленой травы была покрыта отрядами многочисленной конницы. В клубах пыли мелькали воинские значки на длинных древках. Были тут бронзовые головы круторогих быков, головы гривастых коней, драконы с оскаленными пастями, раскинутые в стороны орлиные крылья с фигуркой лучника между ними…
Все пространство между персидским станом и крепостной стеной Кундуруша заняла конница персидского царя. На левом фланге выстроились конники из племени пасаргадов. В центре стояли неустрашимые маспии, марафии и панфиалеи, вокруг – наездники-марды в цветастых башлыках. С мардами соседствовали кармании верхом на боевых верблюдах. На правом фланге изготовились к битве кочевники-дропики и храбрые паретаки во главе с Тахмаспадой.
В резерве находилось триста конных царских телохранителей и пятьдесят боевых колесниц.
Позади конницы длинными шеренгами выстроилась персидская пехота. Впереди стояли щитоносцы и копейщики, за ними лучники и метатели дротиков. Отборный отряд вавилонской пехоты во главе с Хизату до поры до времени затаился за стенами Кундуруша.
На другом конце обширной равнины ширился и нарастал зловещий дробный гул, там клубилась пыль, сквозь которую виднелись блестящие наконечники копий. То приближалась конница восставших мидян. Вскоре можно было различить отдельных всадников, вырвавшихся далеко вперед. То в одном, то в другом месте из пыльной завесы вдруг возникала ломаная линия из лошадиных голов в блестящих
От надвигающейся конной лавины сотрясалась земля.
Мидийская конница остановилась всего в полете стрелы от персидского войска.
Когда осела пыль, то всем в окружении Дария стало очевидно, что конницы у Фравартиша ничуть не меньше.
Персидские дозорные световыми сигналами, отражая лучи солнца от начищенных до блеска металлических щитов, с вершины дальнего холма известили, что уже близко пехота мятежников и что ей несть числа.
Дарий, нервы которого и без того были взвинчены из-за неблагоприятных жертвоприношений, подозвал к себе Аспатина и сердито приказал:
– Вели передать этим негодяям на горе, что мы больше не нуждаемся в их сообщениях. Пусть возвращаются!
Видя, что к нему ведут пленного брата Фравартиша, Дарий уселся на походный трон и принял невозмутимый вид.
– Я дарю тебе свободу, – сказал царь коленопреклоненному Симушу, позади которого стояли два рослых стражника. – Пусть твой брат убедится, что персидский царь умеет держать слово. Можешь идти.
Один из стражников вынул кинжал и разрезал путы на руках пленника.
Симуш поднялся на ноги и несколько мгновений растирал занемевшие запястья. Потом, вскинув голову, дерзко ухмыльнулся, глядя Дарию прямо в лицо.
– Спасайся, царь, – сказал Симуш. – Скоро от твоего войска ничего не останется. А их головы, – Симуш кивнул в сторону персидских военачальников – украсят острия мидийских копий. Знатная добыча достанется сегодня Фравартишу.
– Царь, позволь отрезать голову этому негодяю! – не выдержав, воскликнул Интаферн, сделав шаг к Симушу.
– Не трогать, – властно обронил Дарий.
– Ну хотя бы ухо, – Интаферн схватился за рукоять акинака. – Чтобы эта мидийская собака не смела зазнаваться!
– Пусть убирается, – бросил Дарий. – Дайте ему коня.
Глядя на то, как Симуш, погоняя пятками пегую кобылу, скачет сквозь расступавшиеся конные сотни персидских всадников, Дарий нервно барабанил пальцами по подлокотнику кресла. Он ждал Багапата с вестями от жрецов.
В ожидании пребывали и полководцы. Всем хотелось знать, на чьей стороне будут боги в предстоящей битве, которая неминуемо грозит обернуться ужасным побоищем, судя по превосходящей численности мидян и по тому рвению, с каким воины Фравартиша рвутся скрестить мечи с воинами Дария.
Наконец появился Багапат верхом на коне.
Среди военачальников и царских приближенных пронесся ветерок тревоги. Судя по хмурому лицу евнуха, вести были неутешительные.
Упав на колени в нескольких шагах от трона, Багапат коснулся лбом земли.
– Подойди ближе, Багапат, – приказал Дарий.
Евнух робко приблизился, не смея взглянуть на царя.
– Еще ближе, – сказал Дарий.
Евнух сделал еще один шаг.
Вытянув руку, Дарий рывком притянул Багапата вплотную к себе и угрожающе прошипел ему в ухо: