Даром
Шрифт:
— Слышь, Сань, а может, ты это… ну, попустишься уже? — спрашивает Леха с необычной для него неуверенностью. — Не, я для тебя землю рыть буду. Все мониторю, и про этих свободных от Дара, и не проклюнется ли кто, способный связаться с ушедшими. Тут тоже глухо, жуликов куча наживается на этой теме, а чтобы подтвердить именно такой Дар — никого. Мне для тебя не трудно. Но, может, лучше правда уже… подзабить на эти поиски? Их же умершими теперь признают, ушельцев этих, чтобы родственники не изводили себя — отгоревали и жили дальше.
Глубоко вдыхаю и медленно выдыхаю, чтобы ответить не слишком грубо. Напоминаю себе, что Леха не со зла это говорит — думает, будто вот так мне помогает. И тут этот дурень с какого-то перепугу добавляет:
— Он ведь сам хотел свалить в эту свою игру, брательник твой. Его же тут… ну, достало многое, так уж фишка легла. Может, и пускай бы себе, а? Вдруг ему там лучше?
Мои ладони сами собой складываются в кулаки:
— Не лезь в это, понял? Твоя работа — носом землю рыть. А выводы делать, думать… ну не твое это. Вам, ментам, лишь бы дело закрыть, а там хоть трава не расти…
— Сань, да не заводись ты… успокойся уже. Я ж только предложил…
— И не указывай мне, что делать!
В салоне вдруг становится очень тесно. Повисает нехорошее молчание. Отворачиваюсь к окну. Проезжаем лохматый ельничек, заросший мхом.
Вот примерно такой же лес около нашей дачи. Там мы с Олежей и собирали грибы… уже, получается, восемнадцать лет назад. Мне было двенадцать, ему — девять. Мама настаивала, чтобы мы вместе гуляли — подозреваю, хотела немного отдохнуть от мальчишек с их вечным гомоном. А я не любил брать Олега с собой, потому что он постоянно ныл: устал, замерз, комары кусаются, хочется есть, пить и писать… И вот однажды я не выдержал, влепил ему подзатыльник и рявкнул что-то вроде: «ну и вали домой, сопляк глуподырый, задрал в корягу уже». Олежа всхлипнул и убежал в чащу.
Я одумался и бросился искать Олега, как теперь кажется, уже минуты через три, но он словно сквозь землю провалился. Я прочесал лес вокруг тропы — бесполезно. Звал его так, что чуть голос не сорвал. Через час до меня дошло, что дело плохо и надо бежать к родителям, чтобы они подняли тревогу; но не мог представить, как скажу маме, что не уследил за младшим братом. И я заставил себя думать. Вернулся на место, где мы расстались, и прикинул, куда братик пойдет. Олег — левша, следовательно, будет забирать против часовой стрелки. Я посмотрел на местность его глазами и представил, какой путь мог показаться ему более удобным…
Я нашел Олега еще через час. Он сидел, съежившись, в колючих кустах — маленький, худой, зареванный, исцарапанный. Помню, как у меня дрогнуло сердце от радости. Я разыскал глупого младшего брата, и все наконец-то стало правильно.
— Ты бы хоть на помощь звал, баклан, — сказал я ему тогда. — Ну, вытри сопли, не то мать распсихуется. Идем домой…
Леха хмуро глядит на дорогу. Его грабли слишком сильно сжимают руль. Пожалуй, зря я сорвался на него.
— Знаешь, Леха, я, может, не очень хороший старший брат. Олег вечно меня выбешивал, я его прессовал. Но я всегда защищал его. Заботился о нем, как умел. Находил его, когда он терялся. И если сейчас я забью на него, не стану его искать… ну, просто я не я буду, понимаешь, Лех?
— Ладно, ну чо ты, — Леха чуть расслабляет руки и улыбается краешком рта. — Я ж сам с тобой тогда на стрелки ходил, когда на брательника твоего наезжали. И теперь ищем, как можем. Все будет нормалды, Саня.
Последние сорок минут едем в молчании. Потрескавшийся асфальт вырождается в грейдер, а потом вдруг сменяется новеньким, идеально ровным покрытием. Вдоль бетонного забора подъезжаем к серым металлическим воротам. Всего каких-то десять минут переговоров по интеркому с охранником — и двери пансионата закрытого типа «Тихая гавань» распахиваются перед нами.
Глава 6
Зазеркалье. Часть 2
За воротами нас встречает верткий усатый мужичок. Тянет ладонь для пожатия и представляется: Николай Сергеевич Онуфриев, главврач пансионата «Тихая гавань». Вид у него такой, словно он вышел из советских комедий об управленцах. Разве что драповой кепки-восьмиклинки не хватает.
— Слава Богу, вы наконец приехали! — суетится главврач. — Я извелся весь, третью ночь не сплю! Уже и не знал, куда звонить, что делать! А ведь пансионат восемь лет проработал без единого ЧП! Даже Одарение пережили благополучно, что для учреждений нашего профиля, сами понимаете, огромная редкость. Но у нас буйных нет, пациенты все в компенсации, на правильно подобранных лекарствах. Все коммуникабельны, со всеми удалось договориться. И Дары им безобидные вышли… ну, насколько мы выяснили. И тут — два происшествия с разницей в десять дней! Двое сотрудников госпитализированы в остром состоянии. Персонал в панике, трое уже уволились, как я ни уговаривал… С чего вы начнете?
— Изучим списки пациентов, — говорит Леха хмурым начальственным тоном. — Кто когда поступил, какой у кого Дар.
— Конечно-конечно! Пройдемте в корпус, там у нас канцелярия и архив.
Идем через просторный сад по мощеной цветной плиткой дорожке. Старые мощные дубы, розарий, пруд, садовая скульптура под античность, уютные беседки… А вот людей во всем этом великолепии что-то не видать. Поэтому вздрагиваю, услышав высокий, как звон колокольчика, девичий голос:
— Я хорошо себя вела, Николай Сергеич! Вы сказали никого не водить, и я не водила!
Девушка подкралась к нам как призрак, да и вид у нее соответствующий: синяя юбка до колена, туфли с тупыми носами и матроска… неужели их кто-то носит еще? Волосы цвета соломы рассыпаны по плечам, огромные голубые глаза широко распахнуты.
— Молодец, молодец, Анюта, — на ходу говорит ей главврач. — Давно гуляешь? Не замерзла? Беги в столовую, скоро полдник.
Девушка заливисто смеется и вприпрыжку, словно ребенок, бежит в сторону корпуса — к центральному входу, а мы направляемся к боковому.
— Анюта у нас безобидная, — поясняет главврач. — Персонала для сопровождения сейчас не хватает, гулять выпускаем только самых спокойных постояльцев.
Запоздало соображаю, что стоило бы, пожалуй, воспользоваться возможностью задать Анюте вопрос о ее Даре, чтобы сразу запустить период восстановления, но девушка уже убежала. Не догонять же ее — мы же решили никого не пугать. Может, она и безобидная, но какая же криповая…
Здание пансионата излучает беспощадный гламур нулевых: яркие принты и пестрые обои с бордюрами, золоченая лепнина и роспись на потолках, гроздья светильников в самых неожиданных местах. От этой варварской роскоши рябит в глазах. Кажется, дизайн назойливо призывает забыть, что ты находишься в психиатрической больнице, но работает это почему-то скорее в обратную сторону.