Даром
Шрифт:
Карточки пациентов здесь действительно бумажные, как в давние времена. С трудом разбираю врачебный почерк и сразу тону в симптомах, синдромах, психозах и разновидностях бреда… сколько их, оказывается. И как понять, кто из этих пациентов опаснее, с кого следует начать? Примерно в половине диагнозов есть слово «алкогольный», но ведь алкаши — они тоже разные.
Леха действует по-другому и сортирует карточки по времени поступления пациентов. Логично, если проблемы начались недавно, значит, с последних постояльцев и надо начинать.
— Куда мы можем вызывать ваших пациентов, чтобы не напугать их? — спрашивает Леха у главврача. — Где они бывают регулярно?
— Постояльцы, — поправляет главврач. — Да вот хотя бы в процедурной. Сейчас процедуры приостановлены, персонала нет… пройдемте.
Процедурная похожа на обычный врачебный кабинет — по крайней мере, стены белые. Оборудование выглядит дорогим, эргономичным, хотя и не особо новым.
Первым главврач приводит старичка с раздутым носом и красными прожилками в глазах — явно алкаш. Не знаю уж, дают им тут прибухивать под присмотром или как, ну да не мое это дело. Дар у деда оказывается безобидный — он умеет унимать кожный зуд. Странно, в таком пафосном заведении — и вдруг чесотка… Но с ума он точно никого не сводил.
Пока идет период восстановления, выхожу в сортир в свободном номере. Обстановка такая же тягостно-роскошная, а вот на глянцевом кафеле — держалка с дрянной серой туалетной бумагой, жидкое мыло реально очень жидкое, от него несет дешевой отдушкой. Вытирать руки предлагается застиранным вафельным полотенцем. Проверяю — постель застелена скользким синтетическим бельем. Я такое купил как-то по глупости, когда только переехал в свою квартиру — молод был, не понимал, зачем платить больше. Попробовал на нем поспать и тут же обзавелся нормальным. На некоторых вещах лучше не экономить. Да, кто-то неслабо так наживается на безответных психах…
Следующие три Дара оказываются тоже безобидными, бытовыми. Тетка с неподвижным взглядом, например, хотела слышать в плеере музыку своей молодости. Один парень умел летать, невысоко и недалеко. За ограду не вылететь, разве что санитарам нервы помотать. Так себе супергерой. Хотя в обычной жизни психические больные изъясняются невнятно или вовсе предпочитают молчать, под действием моего Дара они начинают говорить вполне осмысленно. Какой-то особой агрессии, к персоналу или в целом, у пациентов не просматривается. Борюсь с усталостью — две бессонные ночи все-таки догнали. Несколько раз беру в руки телефон, чтобы позвонить Оле, но вспоминаю, что сети здесь нет. В канцелярии есть стационарный телефон, но неохота лишний раз гулять по дурдому, по которому бродит сумасшедший выжигатель мозгов.
В одиннадцать пациенты ложатся спать. Если что и напугает нашего выжигателя, так это побудка посреди ночи на допрос, потому до утра берем паузу. Женщина средних лет в униформе — санитарка или горничная, не знаю, как правильно — проводит нас в подготовленный двухместный номер и приносит на ужин скучную больничную еду.
Спрашиваю Леху:
— Что-нибудь удалось выяснить?
Он весь день опрашивал персонал.
— Да так, рутина. Они тут сами уже как постояльцы — живут по давно заведенному распорядку, даже отпуска часто здесь же проводят. Только вот главврач недавно по скорой уехал, что-то хроническое обострилось у него. Вернулся шестнадцать дней назад. Так что во время обоих ЧП все сотрудники были тут. С кем говорили пострадавшие, установить не удалось. Их нашли в саду, где гуляли все пациенты в тот момент, и уже невменяемых — ничего внятного они не сказали. Где находился кто из персонала, теперь не установить, и камер нет. Так что, в принципе, выжигателем может оказаться кто угодно. Надо, как называют это забугорные коллеги, держать низкий профиль.
— Оставаться в тени. Говори на великом и могучем, джеймсбонд областного масштаба… А про хищение имущества что-нибудь выяснил? Воруют тут как не в себя, туалетная бумага как наждачная.
— Какое еще воровство… — в голосе Лехи сквозят усталость и, кажется, раздражение. — Все тут нормально. Вот что, давай спать. Завтра еще кучу психов на чистую воду выводить.
После завтрака из пшенки и вызывающего ностальгию по советской столовой какао продолжаем допросы. Первый, второй, третий пациенты — ничего такого, что воздействует на других.
— По ходу, на продуктах тоже неплохо наживаются, — говорю Лехе в перерыве. — Питание как-то не соответствует обстановке. Вряд ли богатенькие родственники платят за такое…
Леха сосредоточенно пырится в карточки пациентов. И что он надеется там обнаружить?
— Да ничо, — буркает он, не поднимая глаз. — Обычная больничная жратва…
Это мне уже не нравится. Ладно, вчера Леха был усталый. Но вообще он нормальный цепкий опер. Вот так игнорировать явные нарушения, всплывающие в ходе следствия? Не похоже на него…
Щелкаю пальцами перед его лицом:
— Але, гараж! Ты меня слышишь вообще? Ну не может быть в пафосном заведении таких дешманских расходников! Кто-то ворует внаглую и вообще не пытается это скрыть.
— Да чего ты заладил, как попугай! Тут люди с катушек съезжают, а мы будем хищение туалетной бумаги расследовать? Отвянь, а?
— Нервный ты что-то стал, Леха. Наверно, атмосфера на тебя воздействует. Пойду воздухом подышу, час до конца восстановления…
Выхожу в сад, восхитительно пустой. Воздух наполнен запахом прелых листьев и влажной земли. Солнце, проглядывая сквозь листву, рисует на земле причудливые узоры из света и тени. А не так уж тут и плохо… Может, однажды и я сойду с ума и обрету наконец покой…
— Пожалуйста, не грустите, — звенит рядом девичий голосок. — Я надеюсь, что все будет хорошо.
Анюта! Как она опять подкралась незаметно? Дар у нее такой, что ли? Или я просто задумался? Анюту мы еще не вызывали — она в этом заведении давно, до нее не дошла очередь. Карточку ее я смотрел, но мало что понял. «Бред отрицания», что-то в таком духе.
Хоть она и сумасшедшая, но человек же. Пожалуй, стоит что-то ей ответить:
— Анюта, я тоже надеюсь, что все будет хорошо. Вы не замерзли? Может, проводить вас в корпус?
— Благодарю вас, мне очень тепло. У нас такой красивый сад. Мы знаем, кто мы есть, но не знаем, кем можем стать… Вы знаете, а я думала, у меня почти получилось…
— Что получилось, Анюта?
Вместо ответа девушка застенчиво хихикает и опускает глаза. Раз уж мы разговариваем, пробую извлечь немного информации:
— Вас никто здесь не обижает?
— Нет-нет! Я хорошо себя веду, — Анюта безмятежно улыбается. — Я слушаюсь. Не водила. Водила, только когда надо.
Просто бред, что бы это ни значило, отрицания? Или девушка сейчас признается в чем-то?