Даром
Шрифт:
В панике хватаю телефон. Он жалобно пищит о низком уровне заряда. Кое-как присобачиваю его к дешевой зарядке, торчащей из розетки. Последнее сообщение отправлено Оле, это я даже помню… предупреждаю, что заночую у себя. Всего две опечатки. В ответ — целующий смайлик. Здесь все нормалды. Больше я никому не писал и не звонил. Вроде бы гора с плеч, но… эх, еще что-то было. В оффлайне, значит, набедокурил.
Виталя торжественно вносит дымящуюся миску. По пустому уже желудку проходит спазм.
— Куриная лапша! Первое дело, — Виталя ставит миску передо мной. — Пока ты спал, метнулся тут в кафешку внизу, взял на вынос две порции.
Первую же ложку организм принимает с благодарностью. Виталя с несвойственным ему тактом выходит, а я, разглядывая выцветшие обои, воспроизвожу в памяти события вчерашнего вечера.
В начале вроде ничто не предвещало — встретились с майором Лехой в нашем обычном пабе. Три… ну ладно, четыре поллитры пива под хорошую еду экстремальными последствиями не чреваты, мы так почти каждую неделю баловались. Не в духе здорового образа жизни, конечно, но надо же иногда и согрешить. А вот вчера мы что-то разошлись, то есть расходились. Леху очередная баба бросила, и он переживал это сильнее, чем обычно… не молодеет наш ходок. Или еще хуже, у него серьезные чувства были в этот раз.
Вот всем хорош наш майор: и из себя орел, косая сажень в плечах, и работа пусть нервная, но все же героическая, и премиями начальство не обижает, и хата приличная в центре. Обаятельный — любую рассмешить может. И даже по характеру не сволочь, не без закидонов, конечно, но нормальный, в общем-то, мужик. Красотки любого возраста на него западают только в путь, а вот потом все у Лехи с ними идет наперекосяк. Это потому, что он главного про женщин не понимает. Хорошему мужику женщина простит многое: и работу сутками напролет, и бытовое раздолбайство, и даже, как выяснилось, загулы налево. Одного не прощают: когда мужчина сам не знает, чего хочет. Когда сегодня «люблю — трамвай куплю», а завтра «ой я такой одинокий волк». Женщина может потерпеть, сжав зубы, но недолго. А потом если с таким мужчиной и остается, пытаясь сама что-то за него захотеть, свой ум в его голову вложить — это разве что от бабской безысходности, с отчаяния, и ничего путного в итоге не выходит.
Сам я всю жизнь придерживался этого принципа, а вот теперь… уже не так уверен. Так радовался, когда Оля согласилась выйти за меня такого, какой я есть, а теперь точит иногда червячок изнутри: не слишком ли легко она это приняла? Я ведь в любви ей не признавался — даже выражение «признаться в любви» недолюбливаю, словно в преступлении каком-то. И ей это вроде бы все нормально… но почему? Олю сложно заподозрить в меркантильности, но она практична, а я, как ни крути, удобен ей. И мне все удобно… Да чего мне еще надо, черт возьми?
Лехе я пытался растолковать, что с женщиной главное знать, чего хочешь; но дело это оказалось гиблое. Отчего-то такая простая вещь у него в слепое пятно попадает. Люди, даже умные, порой наглухо не понимают того, чего понимать не хотят. Леха все время жаловался на то, что она, зазноба его, сказала и сделала; я пытался переключить его на то, что говорил и делал он сам, но впустую. Наверно, в пылу спора сами не заметили, как приговорили по пятому и шестому пиву, а там уже понеслось… Просидели до закрытия заведения, а это два ночи. Помнится, официант раза три нам напоминал, что паб закрывается.
Тем не менее я благополучно вызвал такси и доехал до дома, и там у меня были все шансы проспаться. Тогда бы отделался головной болью наутро — противно, но не смертельно. И вот что-то же пошло не так… а, ключи! Уже у двери я похлопал по карманам, понял, что ключей нет, и решил, что оставил их в офисе. Снова вызвал такси, поехал в бизнес-центр, нетвердой походкой дошел до кабинета… и вот там вместо ключей нашел почему-то полочку с дареным алкоголем. Крепкое я пью редко, но подарки копятся, уже заняли в шкафу целую секцию. Такая коллекция есть у всякого отечественного предпринимателя, работающего в сфере услуг — если он хорошо работает, разумеется, и клиенты стремятся выразить благодарность. Почему мне показалось, что попробовать прямо сейчас марочный коньяк будет отличной идеей? А потом соблазнился еще чем-то… кажется… в общем, дальше все чрезвычайно смутно. Уснул я, что ли, мордой в стол? То-то шея как деревянная. Как пришел Виталя и дотащил меня до такси — этого не помню уже совсем.
И самое паршивое — было что-то еще. Что-то нехорошее. Вот в этом промежутке между марочным коньяком и пробуждением на допотопном диване.
Входит Виталя:
— Слышь, я уехал — меня тут Катюха на заказ вызвонила. Ты отдыхай давай сколько надо. Чай и сахар я на столе оставил. Дверь захлопывается, ну, разберешься, в общем.
— Да, разберусь. Спасибо тебе, Виталий. Спас меня и от похмелья, и от позора…
Виталя лыбится во всю рожу. Минуту спустя хлопает дверь в квартиру. Завариваю себе еще две кружки чая из дешманских пакетиков, по ложке сахара в каждую. Виталя прав — эта бурда в самом деле помогает прийти в себя.
Что же, черт возьми, вчера случилось? Ну кого я мог встретить в офисе ночью? Массирую виски, выуживаю из памяти разрозненные фрагменты. Синенький халатик, такое что-то. А, ну да. Надежда, таинственная ночная уборщица. Стыдно, что она меня видела пьяным вусмерть. Виталя-то ладно, свой в доску, а перед посторонним человеком, да еще перед женщиной, неловко. Но только ли в этой неловкости дело? Откуда тогда саднящее чувство, будто я что-то отчудил… Господи, ну не приставал же я к ней? Такого за мной не водится! Нет, не это, точно не это… но что-то неладное произошло.
Чего я вообще к этой Надежде полез? Ну идеальная же уборщица… Чем она меня раздражает? Да, именно своей идеальностью. Уборщица с профессиональным Даром. Есть здесь что-то глубоко неправильное, унизительное даже для нас как для биологического вида. В мир явилось чудо и даровало человеку способность к чему, как вы думаете? Гениально драить чужие унитазы! Раньше говорили: «не путай Божий дар с яичницей», а теперь сам черт не разберет, где яичница, где Божий дар… Понятно, что не виновата Надежда в своем Даре, никто не виноват… но бесит же, черт возьми, что с людьми оказалось можно вот так.
Ладно, это все мои, как говорится, личные половые трудности. Но что же я вчера отчудил? Нагрубил уборщице? Фу, барство какое. Надо будет извиниться, конфет купить каких-нибудь. Нет, такое чувство, что этого недостаточно. Я выкинул что-то похуже, чем быдляческое пьяное хамство.
Неужели? Нет, пожалуйста, только не это. Но нужно проверить. Прикрываю глаза и концентрируюсь. Штука в том, что каждый человек приблизительно представляет себе, когда он в последний раз использовал Дар, это отпечатывается на каком-то глубинном уровне. Примерно так же можно понять по ощущениям, как давно ты ел, даже если почему-то не помнишь. Последнее применение Дара случилось три дня назад, в полиции. Рутинный допрос рассеянного свидетеля, ничего особенного. Вот только… черт, тогда был не последнее. Последнее — совсем недавно. Похоже, вчера.