Дарованный остров
Шрифт:
Но Пум Сундук всегда хотел стать богатым хоббитом, а у себя в деревне Грибной Рай, он был, скажем так, среднего достатка, поэтому он и перебрался в Пеларгир. Все его друзья и знакомые, конечно, фыркали и предсказывали, что он потеряет и то, что имеет. Но Пум Сундук был упрям, продал всё, что имел тем же самым, ругающим его хоббитам, и отправился к морю. С ним согласился идти только его молодой племянник Бошка. Когда два отважных хоббита впервые шагнули на улицы Пеларгира, они едва не оглохли. Громко хохочущие Громадины топтали дощатые пристани, швартующиеся корабли скрипели обшивкой, в урочное время бил колокол, возвещавший
Пум Сундук смело отправился к градоправителю и объявил о своём желании открыть в Пеларгире таверну. Поначалу, при виде хоббита градоправитель едва не поперхнулся, но он внимательно выслушал проекты пришельца неизвестной породы. После того, как Пум красочно расписал все достоинства своей будущей таверны, он высыпал перед градоправителем кучку золотых монет, весьма довольный собой. Эта была сумма, не достаточная для осуществления его плана, но градоправитель, как человек с юмором, заинтересовался маленьким хоббитом и помог ему в смелых начинаниях. И только потом вежливо расспросил Пума о том, откуда берутся такие, как он, деловые невысоклики.
Таверна «Большая Пирушка» выросла в центре кипучей портовой жизни Пеларгира и приносила хорошую прибыль. Люди приходили поглядеть на невысокликов, а хоббиты лучше узнавали людей. Понемногу Пум Сундук и Бошка привыкли к новой среде и быстрому темпу жизни в Гавани. Их прежняя жизнь в Грибном рае казалась им скучноватой и лишенной колорита. Пум Сундук разбогател, и тогда в городе появились его друзья и родственники. Они услышали о том, как он преуспевает, но сами пока не решались открыть своё дело. Однако в гости к нему заходили частенько и подолгу сидели в таверне (он уже немного жалел, что сделал слишком большую скидку на цены для «своих»), наблюдая нравы Громадин и потом обсуждая друг с другом их поведение…
— Пу-ум, Пу-ум, — донесся вдруг до хоббита душераздирающий стон. Пум в это время протирал стаканы. Вообще, это была работа Бошки, но ранним утром клиентов не было, и нужно же было чем-то заниматься. Хоббиты не любят бездельничать.
— Пу-ум, что это было? — дрожащим голосом спросил его спустившийся с лестницы сутулый хоббит. К его лицу надо было привыкнуть, поначалу казалось, что он попробовал уксуса, и его перекосило: длинный унылый нос, рот, словно сползший вправо, брови шалашиком и тоскующие глаза, опушенные длинными ресницами, — весь его вид вызывал глубокое сострадание. А уж если он начинал говорить, то хотелось поскорее сбежать, чтобы только его не слышать. Это был Буги Нытик, брат жены кузена отца Пума. Он приехал только вчера, но Пуму казалось, что он торчит здесь уже год.
— Что это было?! — повторил Буги раздраженно.
— Что именно? — поинтересовался Пум.
— Ну, это вытьё в соседней со мной комнате? Ты разве не слышал?
— Нет, — покачал головой Пум, и тут же на него обрушилось недовольство родственника.
— Очень пыльно, я тут задыхаюсь. Кровать скрипит, подушка неудобная, мне кажется, что я спал на бревне, шея онемела. Я знал, что всё так и будет, прихватил из дома змеиную мазь. Потом, что это за картина прямо над кроватью? Она, наверное, тонну весит, несколько раз просыпался, думал вот-вот свалится, — приплюснет, буду как черепаха. И с утра пораньше эта вешалка, безголосый осёл завёлся: «Едва дождался я рассвета, чтобы бежать к тебе, Иветта!»
— А, это Эрвин, — невольно засмеялся Пум, — он недавно помолвлен, сердце поёт.
— Уж лучше б оно молчало, — пробурчал Буги. — Нашёл чему радоваться, дурак. Уж эта Иветта ему косточки пересчитает, всю кровь профильтрует.
— Зачем ты так? — удивился Пум. — Я знаю Иветту, премилое создание, невинное дитя.
— Знаем, — махнул рукой Буги, — все они поначалу премилые.
Буги исполнился тридцать один год, но на вид ему можно было дать и все сорок. Уже много лет родственники безуспешно пытались его женить, так как все были уверены, что семейная жизнь смягчит ему сердце. Но с одной стороны было мало желающих искать своё счастье именно с Буги, а с другой — Буги яростно сопротивлялся всем попыткам связать его брачными узами.
— Знаешь что? Дай-ка мне стакан горячего молока с мёдом, — попросил Буги, — смесь-то конечно отвратительная, но у меня болит горло, подхватил-таки какую-то заразу.
— Не дай бог он действительно заболеет, — думал Пум, — тогда таверна будет сотрясаться от его воплей и жалоб, и все клиенты разбегутся.
Он подогрел ему молока и не пожалел две большие ложки вкусно пахнущего меда. Буги сел за столик у окна и прихлёбывал напиток, держась за стакан обеими руками.
— Духи там раньше были, что ли? — бормотал он. — Словно жасмин жуёшь.
Пум услышал стук копыт во дворе и радостные приветствия Бошки. «Кто-то приехал», — подумал Пум. Тут дверь распахнулась, и в таверну вбежал Юниэр.
— Здорово, дружище! — заорал он и подхватил хоббита под руки. Повертев им в воздухе, он поставил его на место. Пум сиял от восторга. Из всех Громадин, эта была его любимая. Он восхищался Юниэром. «Человек что надо»! — говорил он. Юниэр заметил Буги, медитирующего над стаканом молока.
— Привет, друг! — сказал он, хотя видел его впервые, — как жизнь?
— Хуже не бывает, — с наслаждением повторил Буги свой любимый ответ на этот дурацкий вопрос, но руку, протянутую Юниэром, пожал, ему польстило, что Громадина его заметила.
Юниэр был в таверне «Большая Пирушка» две недели назад, перед тем как ехать к Эребу. Они проговорили с Пумом всю ночь. Пум радовался за друга и убеждал его согласиться стать королём. Он, Пум, гордился бы таким правителем, как Юниэр, и с радостью ему подчинялся. Теперь Пуму не терпелось узнать, как приняла Юниэра семья Эреба, и как дальше будут развиваться события. Но сначала он накормил и напоил друга и только потом стал расспрашивать.
— Ну, что Эреб? — Пум сидел, подперев щеки коричневыми кулачками, наблюдая, как Юниэр вытирает рот салфеткой. Юниэр рассмеялся, потому что пухлый хоббит весь искрился от любопытства.
— Эреб отказался! Представляешь? — Юниэр внимательно следил за тем, как ротик Пума округлился в букву «О».
— Ты меня разыгрываешь? — обиделся Пум.
— Нет. Эреб, правда, отказался. Железный старик. Он мне сказал: «Я тебя очень уважаю. Ты стоящий юноша, но усыновлю я тебя только, если королева Нуменора мне прикажет».