Дарованный остров

Камаева Кристина Николаевна

Мириэль тоже была увлечена его идеями и проповедями, пока не повстречалась с народами Средиземья лицом к лицу. Очень скоро она изменила свое мнение. Часто их встречали негостеприимно, а то и просто гнали в шею, обзывали чужаками, никчемными разгильдяями, которые только и умеют, что затуманивать мозги. Когда советы Чайлдина приносили быстрый, положительный результат, люди слегка и ненадолго воодушевлялись. В тех местах, где народ жил привольнее и богаче прочих, к проповедям Чайлдина прислушивались с большим любопытством, но тоже охладевали к ним быстро, если не видели своей выгоды.

Столкнувшись с самыми безобразными проявлениями человеческой натуры, Мириэль пришла к выводу, что население Средиземья

находится не на том уровне, чтобы суметь воспринять духовные наставления мага. Их жизненно необходимые нужды не всегда были удовлетворены, а Мириэль заметила, что те, кто лучше устроены и имеют меньше забот, всегда добрее и другим блага желают, но непременно чуть поменьше, чем себе. Зависть и злоба черным покрывалом душили благие помыслы, и все усилия Чайлдина рассыпались в прах. Тех, кто проникался доверием к магу, принцессе было просто жалко. Некоторые верили, что их доброта может согреть несчастного, что надо быть честным и справедливым с каждым, что убежденность одного укажет путь многим. Но это был жестокий мир, в котором торжествовал тот, кто умел постоять за себя, а тем, кто не хотел жить по его законам, доставалось по макушке. Увы! Добро было не в цене. А хуже преступления, по мнению Мириэль, чем дать человеку надежду, которую он не сумеет осуществить, не было. Поэтому у нее с магом часто возникали споры. Он ругал ее за частое использование силы в их столкновениях с людьми, она же считала, что спасает его от неминуемой гибели, и умоляла перестать быть таким незрячим, полагая, что невозможно сделать мир лучше без применения силы.

— Но у каждого есть свободный выбор, — мягко настаивал маг.

— Свободный выбор каждого — это стремление к собственному благу и подавление тех, кто этому мешает! Таким образом, гармонии никогда не получится. Кроме того, эти люди не знают лучшей жизни, не знают к чему стремиться. Им нужен не Учитель, а король, который бы установил порядок!

Эти споры могли длиться сколь угодно долго, и все равно она упрямо настаивала на том, что людей надо организовывать и подчинять закону. А Чайлдин по-прежнему считал, что лучшие законы заложены в душе человека изначально, и надо только подтолкнуть его к их осознанию.

Недавно они опять серьезно поссорились. Принцесса не в первый раз предлагала разыскать книги Черной магии, содержащие формулы, которыми пользовался сам Саурон. Поскольку у Мордора не было теперь хозяина, проникнуть в Бараддур было не так уж сложно и опасно. Эльфы побывали там некоторое время спустя после того, как Саурона увезли из Средиземья, в надежде освободить узников Мордора. Но оказалось, что Черный Властелин уничтожил своих пленников, прежде чем сдаться.

Книги Черной магии казались принцессе просто необходимыми для борьбы с Сауроном: чтобы победить, необходимо знать своего врага. Чайлдина подобные мысли приводили в ужас, он считал, что нет ничего опаснее и безрассуднее, чем соприкосновение с магией врага.

— Если тебе не терпится найти эти книги, то не беспокойся, ждать осталось недолго, они сами найдут тебя! — вот что заявил Чайлдин ей в тот день.

Это задело Мириэль. Подумать только, ему в голову пришла мысль, что ей не под силу совладать со своими чувствами, что чужие книги превратят ее в орудие зла!

Когда маг отправился в свой очередной бредовый поход в какую-то тьму-глухомань, она отказалась его сопровождать. Что ж, пусть попробует договориться о справедливости с полудикарями, когда она и ее волк не стоят за его спиной, обеспечивая безопасность. Может быть их пути навсегда разошлись, и миссия по спасению Нуменора — это только ее миссия. А Чайлдин так и будет сеять зерна разума и любви в этих неуютных скалистых землях. Авось прорастут.

Пока же она училась стрелять и готовила себя к тому, что скоро придется идти одной по выбранному пути и рассчитывать только на себя. Впрочем, верный Олвик всегда будет с нею.

Стояла ранняя осень, и Белые горы, поросшие лесом, пестрели ковром ярких и насыщенных тонов. Прозрачно-синее небо позволяло различить каждую деталь прощального убранства леса.

— Вжжих, — это ей, наконец-то, удалось сбить шишечки с пятого выстрела. Они с Люком сели передохнуть, но он почти тут же вскочил, натягивая тетиву:

— Кто идет?

— Не стреляй, Люк! Это Пит и Мэрвин из Серодубов.

Серодубы были ближайшей деревней к Беловухе, в них обитали те же кроны, значит, друзья. На опушку вышли два охотника.

— Что надо? — спросил Люк, откладывая оружие в сторону.

— Мы пришли с просьбой. Произошло недоразумение с чужаком. Мой брат выстрелил в вепря, но оказалось, что он охотился не один, и в этого же вепря стрелял еще кто-то не из нашего племени. Мой брат первым подошел к туше и собирался ее забрать, но незнакомец тоже подошел к ней и указал на свою стрелу. Стрела-то его, но он не крон и даже не вилан, а места это наши, он и охотиться здесь не имеет права. Поэтому мой брат не отдал ему вепря… — рассказчик медлил.

— Ну, и? — поторопил его Люк.

— И он избил моего брата. — Пит вздохнул.

— Он странный. Вук отступился от добычи, но он не успокоился. Говорит, что честь его задета, и хочет убить Вука. Или предлагает выставить на поединок с ним любого богатыря

— Нахал! Так вы бы скрутили его, напали бы все сразу и проучили, — посоветовал Люк.

— Он скрывает лицо. Никто не желает с ним связываться. Мы подумали, может дева-воин захочет с ним состязаться?

— Зачем мне встревать в ваши дела? — возмутилась Мириэль, однако в душе она была совсем не против поединка. Ей льстило, что ее назвали девой-воином и признали сильнее местных богатырей.

— Пожалуйста, Вуку только шестнадцать лет, будет жаль, если он умрет. А вам ничего не стоит наказать чужака.

— Ойва! — воскликнула Мириэль, что на их наречии значило «так и быть». — Следует проучить кое-кого.

Вчетвером они поспешили в Серодубы. Воздух звенел, птицы пели — все предвещало чудесный день.

Вспыльчивый охотник, забредший в Серодубы, действительно был чужаком. Мириэль привыкла к тому, что местные жители ростом не вышли, поэтому он показался ей чуть ли не великаном. Он был строен и одет в облегающий костюм из коричневой кожи. Лицо его плотно обтягивала маска, видны были лишь глаза, губы и подбородок. На поляне, где предстояло сражение, собрался народ. Мириэль заметила, что многие подтянулись и из Беловухи — так быстро распространилась новость. В этих двух селениях она была единственной обладательницей меча. Что ж, она заставит попрыгать этого спесивого охотника. И вот они вышли навстречу друг другу.

— Что? В вашем племени все мужчины трусы? Или вы их так бережете, что сражаться придется тебе? — незнакомец, видимо, любил поиздеваться.

— Ну, если ты стесняешься драться с женщиной, то можешь отменить поединок, — предложила Мириэль, хотя самой ей не терпелось накостылять ему по шее.

— Как же я упущу такой случай позабавиться?! — незнакомец тоже имел при себе меч. Примериваясь друг к другу, они некоторое время прохаживались по площадке, а потом метнулись к ее центру и, наконец, скрестили мечи. Почти сразу Мириэль поняла, что ей не следовало соваться в эту драку: лезвие меча незнакомца мелькало так быстро, что ей только чудом удавалось отвести его удары, а о том, чтобы наступать не стоило и мечтать. Он оттеснил ее на край площадки, и любопытные зрители попятились. Она тяжело дышала, и капельки пота выступили на лбу. Это была не забава. С ней дрался настоящий убийца. Он засмеялся, вдруг прекратив натиск, и с издевкой заметил.