Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса

Jamique

— Ваша информация столь важна, что мы постараемся наладить связь с императором. Возможно, он поговорит с вами.

Палпатин. Служба разведки, директор Исард. Она обещала ей личную связь с Палпатином. Возможно, с Вейдером.

С Палпатином, Вейдером. Это стало последним толчком в сознание, которое и раньше не сопротивлялось. Едва связь была отключена, голова взорвалась изнутри. Наступила темнота. А потом открыла глаза. Она. Та, которая хотела.

Сати спала — внутри, свернувшись клубком. Не убита, спала. И будет какое-то время спать. Из смерти не возвращаются. А если возвращаются, то ненадолго. Если есть цель. Если есть цель…

Выживание — жестокая вещь. И всё-таки, как ни странно, это произошло с полного согласия Ноб. Потому что…

Но всё это было не важно. Всё, кроме одного. Мир стал прост — до чертежа. До схемы жизни.

Схема-спираль разворачивалась у неё в руках.

Вот жила-была девочка. Девочка с большими амбициями и неплохими мозгами. Девочка, которая имела удачу — или неудачу — родиться в одной из семей, чьи представители имели выход к высшей политической элите. Девочка стала королевой. Сначала губернатором, потом королевой. Демократически избираемой на двухгодичный срок королевой маленького Набу. На которую воздействовало много умных и амбициозных людей. Среди этих людей был тогдашний сенатор, будущий канцлер Республики, будущий император галактики, будущий учитель её мужа, ситх, Кос Палпатин. Человек, который сыграл ею, как игрушкой. Но которому тогда она была благодарна. Так или иначе, он поддержал её желание полноценной жизни. Пусть и в своих целях.

Потом была война, к которой она была готова. Потом дерзкая авантюра побега. Потом…

Потом было много чего, в том числе и слава. И застывшая маска королевского лица над рыцарем, которого уносил огонь. Благодатная застылость церемониальной мины, скрывавшая ненужность чувств. Потому что вместо ею владела злая радость. Рыцарь, в которого она чуть не влюбилась. И который…

Любой роман с джедаями для неё закончился на фразе, не предназначенной для её ушей. В нашу задачу не входит освобождать рабов.

Как смешно. Холодный душ посреди татуинского лета.

Да, конечно, максимализм четырнадцатилетней девчонки. Но важно ли это сейчас?

Важно только что, не почему.

Злая радость, как высшая ценность жизни. Её острота. Которая поблекла с годами. Которой она позволила побледнеть.

Было много всего. Палпатин получил место главы государства. Помог и ей — по ступенькам — подняться на политические высоты. С её помощью, точней, вместе, они организовали выкуп матери мальчишки, который им помог. Раз уж освобождать рабов не входило в задачу джедаев.

…А потом через какое-то очень большое количество лет она вновь встретила этого мальчишку. Замкнутого, себе на уме молодого человека. Внешне это не проявлялось за падаванской наработанной маской-бронёй. То, что это маска, она поняла быстро. Опыт был. А вот то, что за маской…

Молодой человек стал её телохранителем. Вежливым, молчаливым, совершенно безапелляционным, когда дело касалось его профессиональных обязанностей. Ей было даже чуть обидно. Конечно, джедай, но знакомый джедай, а её чары…

Глупо, глупо, глупо.

К тому времени она тоже была одиноким человеком. Пусть сама не понимала. Но стала понимать. Чувствовать. Ощущать. В коротких, рваных разговорах между ними на Набу. В том, как он слушал. И каким он был настоящим по сравнению со всем множеством, окружавшим её.

Он не ухаживал. У него не было времени. Сил. Желания. Он был где-то там, глубоко внутри себя. Он слушал мир. Потом она поняла, что он слушал мать. Порой он взрывался короткими язвительными фразами и речами. Они ничего не значили. Всего лишь фразы. А вот взгляд его, голодный взгляд волчонка — был настоящим. Резко оборвал её кокетство. Попросил перестать строить глазки.

Всё, что она делала не со зла. По интуиции и от одиночества. Она не умела…

— Мне нужно настоящее. Если друг — так будем друзьями. Мне не до флирта. Иначе я за себя не отвечаю.

Слова были правдой. И она испугалась. Она всерьёз испугалась. Ведь, рассчитывая на немного опасный, но волнующий вечер, надела платье с глубоким декольте. Устроилась у живого огня, приготовила одно из своих самых выигрышных выражений лица, и вдруг… Она не хотела никого мучить, всего лишь — она понимала сейчас — сама влюблялась, неудержимо, неистово, но всё никак не хотела себе в этом признаться. Он младше, я знала его ребёнком, я умная женщина, я не буду, не хочу проявлять свои чувства, пусть он сам, первый, а я…

А он вдруг посмотрел на неё таким взглядом, что она застыла и ощутила необоримую потребность прикрыть декольте.

— Знаешь, — сказал он слишком спокойно, — я пойду, пожалуй. Я не джедай и никогда им не буду. Не та голова, не тот темперамент. Ты хотела, чтобы я на тебя отреагировал? Я отреагировал. А теперь я ухожу, чтобы не реагировать дальше.

Он встал. Пошёл прочь. Она смотрела ему в спину — рвались нити.

— Анакин, не уходи.

Резкий поворот. Взгляд, лишённый всякой ласки.

— Ты знаешь, чем это закончится?

У неё пересохло во рту, но она кивнула.

— Знаю.

Тогда он смягчился.

— Ладно, — сказал он и чуть улыбнулся. — Ты иди, переоденься — и пойдём погуляем.

— Но…

Его резкий хохоток до сих пор звучал у неё в ушах.

— Пад, я кое-что знаю о вещах, которые делаются под влиянием минуты. Не надо. Я тебя уважаю. И не хочу…

Вот тогда она вдруг расплакалась, вскочила и бросилась ему на шею. Одиночество захлестнуло её с головой — то, о котором она даже не подозревала. Пока не пришёл этот молодой… парень и не посмотрел на неё так. И не сказал того, что сказал. Анакин не признавался ей в любви. На словах. Он вообще не произносил это слово. На слово была аллергия. А вот обнять — обнял. Пристально посмотрел в глаза и обнял. А потом покатилось всё… и она не жалела. А на следующее утро они сорвались на Татуин. За матерью.

Не успели. Не успел.

— …но если б не ты, я вообще остался в Ордене. Или на другой планете. И был бы вынужден всё это время, через множество парсеков слушать, как она умирает.

— Анакин, но тебя бы отпустили…

— Что?.. Орден. Добрый Орден. Светлый Орден. Обрубает все связи. Служит грёбаной Силе, желе этой галактики. Никаких личных миссий. Они бы заставили меня медитировать всю её медленную смерть.

— Ана…

— …ненавижу. Чтоб они сдохли. Все. Все десять тысяч. До последнего сопливого ублюдка. Чтоб не размножались. Такие.