ДАртаньян в Бастилии (Снова три мушкетера - 2)
Шрифт:
Затем она приоткрыла свои коралловые губки и произнесла:
– Вам следует отправиться к кардиналу, друг мой и почтительнейше просить подтверждения приказа у его величества.
– Но это невозможно!
– Еще менее возможно упрятать за решетку маршала Франции и фаворита короля без королевского приказа!
Тут пришла очередь задуматься самому капитану. Г-н де Кавуа не мог не согласиться, что доводы его супруги вполне основательны.
– Так вы полагаете…
– Что вам немедленно следует вернуться к кардиналу.
– Но
– Маршал – один из самых известных вельмож Франции. Он командует швейцарцами. Ему покровительствуют все: и король, и королева-мать, и даже королева – сочетание столь редкое, что я просто не могу вспомнить другой подобный пример. Его просто нет.
– Все это так.
– Вот, вы сами видите!
– Но, как я покажусь на глаза его высокопреосвященству?!
От одной мысли о том взгляде, каким он меня встретит, мне становится не по себе.
– Представьте дело так, будто вы лишь хотите предупредить кардинала о его оплошности. О том, что он запамятовал отдать свой приказ на подпись королю, ведь известно, что король подпишет любую бумагу, если кардинал этого захочет.
– Во-первых, друг мой, кардинал не допускает оплошностей. Во-вторых, он совершенно не переносит, когда ему напоминают о них, а в-третьих…
– Не торопитесь. Вы сами себе противоречите. Давайте все же разберемся: он не делает ошибок или не терпит напоминаний о них?
– Э-э, дорогая моя! Не мое дело судить своего господина, а Ришелье – господин грозный.
– Согласна. Но представьте себе, что этот грозный министр завтра будет отправлен в отставку, благодаря проискам королевы-матери, или опасно заболеет, или умрет, в конце концов.
– Храни нас Господь от этого! Ведь в таком случае гвардию кардинала непременно распустят, следовательно, я останусь без места.
– Но остаться просто без места все же лучше, чем поменяться местами с Бассомпьером, который выйдет из Бастилии на следующий день после несчастья с кардиналом. А еще через день его место займете вы, мой друг. Если не прикроетесь сейчас подписью его величества на приказе.
Де Кавуа подумал с минуту.
– Дорогая моя, меня тревожит одна вещь.
– Только одна?
– Вы правы, и я целиком разделяю вашу иронию – оснований для тревоги в моем положении предостаточно. Как ни поступи – все грозит обернуться крупными неприятностями.
Но я имею в виду нечто другое.
– Что же именно?
– Вы так говорите, будто знаете, что кардиналу угрожает какая-то опасность.
– Всем известно, что у Ришелье множество врагов, которые будут просто в восторге, если министр будет повергнут.
Что вас удивляет?
– Так значит, вам не известно ничего особенного?
– Нет, а что мне должно быть известно?
– Я потому и спрашиваю, что не знаю ничего.
– И от всех этих врагов его с успехом уберегаете вы, мой храбрец!
С этими словами, подкрепленными очаровательной улыбкой, госпожа де Кавуа выпроводила мужа из дому, взяв с него слово, что он немедля отправится в кардинальский дворец и постарается как можно быстрее попасть к Ришелье.
Предчувствия не обманули капитана кардинальской гвардии. Его высокий покровитель не скрывал своего неудовольствия. Его усы грозно топорщились, как это всегда бывало у Ришелье в минуты гнева. Бедняга де Кавуа, запинаясь от волнения, изложил свою просьбу. Его прошиб пот. Волновался он не зря. Его высокопреосвященство скривился, словно его вновь настигла отступившая было подагра. Но факты вещь упрямая. Они свидетельствовали о правоте капитана, а вернее, его умной жены. Кардинал всегда уважал логику. Поэтому он указал де Кавуа на дверь, а сам отправился к королю.
* * *Обычно на половине короля было безлюдно и сумрачно.
Склонный к меланхолии Людовик XIII зачастую коротал время в полном одиночестве или в окружении одного-двух приближенных. Однако, на этот раз кардиналу, рассчитывавшему на разговор наедине, не повезло. Не считая пажей и ненавистного шута Маре, его величество окружали господин де Барада, граф д'Аркур и, что было хуже всего, господин де Тревиль.
Его высокопреосвященство попытался отделаться от всех этих придворных, почтительно сообщив королю, что осмеливается беспокоить его по важному государственному делу.
– Ах, герцог, все государственные дела, без сомнения, важны, но в настоящее время для меня нет ничего важнее моего собственного здоровья. Ведь, если Господь приберет меня к себе, мне уже не будет никакого дела до дел государства!
– Надеюсь, ваше величество пребудете в добром здравии еще долгие и долгие годы, – с почтительным поклоном отвечал кардинал.
– Напротив! – кисло заметил Людовик. – Я чувствую себя отвратительно. А мой лекарь уверяет меня в обратном!
Подумать только – разве не мне лучше знать!
– Скажи-ка ему, куманек, пусть помолится за тебя, – вмешался несносный шут. – Хотя нет! Не годится Адскому Пламени молить Отца Небесного о здоровье короля.
– Не сердитесь на Маре, герцог, – проговорил король, гладя свою любимую борзую. – В складках вашей алой мантии ему видятся языки огня.
Ришелье промолчал. Про себя же грозный министр подумал, что не худо бы было и в самом деле отправить наглого шута в огонь – только не привидевшийся, а, вполне реальный.
– Впрочем, – продолжал король, не желавший, чтобы кардинал возвращался к теме государственных дел, – я слышал, у вас тоже есть причины быть недовольным своим медиком.