Дарующая жизнь
Шрифт:
– Азраэль. Не надо так печалиться. Ты знаешь – произойдет то, что должно произойти. Тайна Созидателей Храмов не должна покинуть этого круга. Каждый из нас с готовностью отдал бы за это жизнь. В том числе и ты. Просто сейчас ты напуган. Не бойся и выполни свое предназначение.
– Вы собираетесь убить трех невинных людей и называете это предназначением? – спросил я.
Старец взглянул на меня в бесконечном удивлении. Вместо него ответил его помощник, которого мы видели в здании магистрата.
– Не надо громких слов, эльф, – произнес
Голос его звучал твердо и уверенно, но вместе с тем примирительно.
– Нам известно, что ваш народ ценит во всем практичность. Подумайте сами. Строительство Храма – долгий, тяжелый труд. Он очень опасен. Строители часто получают травмы или даже гибнут. При создании Янтарного храма фей погибло шестнадцать каменщиков, но это никого не остановило, ни у кого не вызвало возмущения. У них просто рискованная работа, сказали все.
Он выбросил вперед руки.
– Мы спасаем жизни, эльф. Сочтите, сколько людей умерли бы ради строительства храмов, которые мы создали с помощью нашей магии. И это только строители. А каменотесы? Шахтеры? Все это опасные профессии, и смертность там достаточно высока. Спросите себя, можно ли пожертвовать их жизнями – сотнями жизней! – ради трех ваших. Не будьте эгоистичным, эльф.
Я улыбнулся.
– Что ценнее – три жизни или три сотни? – спросил я. – Сложный вопрос. Но если речь идет о тебе самом, вся сложность куда-то улетучивается.
– Достаточно, – приказал приор.
В голосе его слышались строгость и гнев.
– К чему эти словесные увертки?
Могло показаться, что он обращается ко мне, но нет, эти слова были направлены его помощнику.
– Жизнь, сотня, тысяча – какое это имеет значение? – спросил старец. – Все это приходит и уходит, не оставляя следа. Все это тлен. Главное в нашей жизни – то, что остается в ней навсегда, передается от отца к сыну – это храмы.
Он посмотрел на меня.
– Вы думаете, люди приходят в церковь, чтобы помолиться богам? Странным, непонятным существам? Которых они никогда не видели? Которые никогда не откликнутся на жалкие молитвы? О нет. Человек глуп, но не настолько. Он приходит в собор ради самого собора. Ради высоких стен. Ради золотого шпиля с сакральным знаком на вершине. Ради икон, ради статуй – вот для чего живут люди, вот во что они верят.
Старец взмахнул рукой.
– Погибнуть во имя Храма – величайшая честь, о которой только может мечтать обычный человек. И сегодня эта честь будет оказана вам.
– Вы убьете нас? – спросил я. – Сами? Не чужими руками, без наемников, без драконов?
Лицо приора на мгновение исказилось. Я понял, что такая перспектива тоже не очень его радует.
Он привык создавать, а не разрушать. Но это ничего не меняло.
– Мы возведем скалу, – вымолвил он. – В два раза больше, чем тот валун, на котором вы стоите сейчас. Вы окажетесь внутри. Останетесь ли вы после этого живы или умрете – решать не нам.
Он поднял глаза.
– Начнем же, братья мои.
Багряные лучи заката ползли по бескрайнему болоту.
Волшебники начали петь – так же, как пели они тогда, возле священного озера. Азраэль сжался на краю скалы и тихо молился.
Я вынул из рукава круглый, светящийся амулет и протянул его к солнцу.
Оберег вспыхнул. Он сплющился и распластался в стороны тремя изломанными лучами. Я вернул его обратно в карман.
Там, где только что стояли волшебники, теперь возвышались храмы. Маленькие, в рост человека, удивительно странные и прекрасные.
– Их последнее творение, Френки, – произнес я. – Они сами.
Заходящее солнце окрашивало стены церквей в нежные цвета крови.
24
– Аббат сказал, что состояние Азраэля крайне тяжелое, – заметил я. – Но он уверен, монахи смогут ему помочь. Главное, пусть он теперь создает то, что ему нравится.
– Детские игрушки?
Франсуаз улыбнулась, усаживаясь на краешек скалы.
– Здесь поздно темнеет, верно? – спросила она.
– Ты уверена, что, стоило возвращаться? – спросил я. – Мы могли остаться в монастыре на ночь. Аббат предлагал нам с ними отужинать.
– Нет, – отвечала Френки. – Я провела здесь несколько прекрасных месяцев… Странно. Была война, меня пытались убить, но это было мое первое путешествие в Верхний Мир. Мне хочется побыть здесь еще немного.
– Сентиментальность, – в мягком голосе звучали ироничные нотки. – Вот что делает человека уязвимым. Не так ли, ченселлор Майкл?
Я обернулся.
Прямо передо мной стоял высокий человек в длинном атласном одеянии. На его голове возвышалась красная узорчатая шапочка; в руке он держал магический жезл.
– Вам не стоило возвращаться сюда, милая Франсуаз, – сказал Абдулла Иль-Закир, мудрец из города Маназира. – В противном случае, вы прожили бы на пару месяцев дольше.
Я видел, как рука девушки метнулась к рукоятке меча. Но это движение так и осталось неосуществленным. Франсуаз лишь покачнулась на месте, но ее ладонь не сдвинулась ни на дюйм.
– Это простое заклинание, – пояснил волшебник. – Ни вы, ни ваш спутник не сможете пошевелиться еще в течение часа. Вы будете живы. Сможете говорить. Но не более.
– Я видела, как ты умер, – сказала девушка.
Иль-Закир рассмеялся.
– Вы думали, будто меня так просто убить? Значит, вы глупцы. Полагали, что я откажусь от своих опытов лишь из-за вашего досадного вмешательства? Значит, вы глупы вдвойне. – Он улыбнулся. – Я следовал за вами из самого Маназира. Иногда ваш след терялся, но что с того? Ведь, как вы помните, я вскрыл письмо Сильвана и знал, куда вы направитесь. Фактически я вас опередил и попал в город на несколько дней раньше.
– Это ты создавал чудовищ, – прошептал я. – После того, как Азраэль отказался от колдовства.