Дарующая жизнь
Шрифт:
– Прыгай!
Френки прыгнула.
Два маленьких островка, на которых она стояла, качнулись под ее тяжестью и пару раз повернулись, как делает колесо рулетки перед тем как остановиться.
Я протянул руку, чтобы поймать девушку. Но она устремилась не в мою сторону, а на другую льдину, в десятках двух футах от меня.
Кожаные сапожки коснулись поверхности островка. Тело девушки напряглось, готовое совершить новый прыжок, если островок под ней уйдет в бездну. Но этого не произошло. Франсуаз выпрямилась
Теперь я мог осмотреться.
Мне часто приходилось слышать выражения типа «земля уходит из-под ног» или «провалиться сквозь землю». Помню, как хотелось мне сгинуть от стыда в тот день, когда на торжественной церемонии в колледже я забыл слова своей речи и несколько страшных минут провел в молчании, а на меня смотрели тысячи глаз.
Может, тогда кто-то из Богов услышал мою молитву, но у него только сейчас дошли руки ее выполнить?
Значит, не вовремя.
Я заглянул вниз, за край островка. И увидел только тьму.
Четверо стражников по-прежнему маршировали вокруг башни. Мне показалось – нет, гном побери, я был совершенно уверен! – что под касками они прятали злобные улыбки.
Нечасто, видать, доставались им такие развлечения.
– Майкл, площадь пустая, – бросила Френки.
И верно.
Следовало надавать мне оплеух за то, что я не понял этого сразу. Но нет – огромная водонапорная башня заняла все мое внимание. Я разливался певчим птеродактилем, расписывая перед девушкой все детали об этой поганой достопримечательности.
И не заметил, что огромная площадь вокруг была совершенно пуста.
Ни человечка, ни гоблина, ни лотка с апельсинами – здесь не нашлось места даже для виселицы или дыбы. Значит, люди знали, что ходить и строить здесь опасно.
Тогда какого черта я поперся сюда?
Все эти сожаления пронеслись в моей голове, как товарный поезд, оставив такой же грохот. Слишком не хотелось мне здесь оставаться, слишком неприятна была мысль о том, чтобы встречаться с чиновницей из столицы – вот я и распустил свои острые уши, забыл об осторожности.
Теперь следовало решить, что делать дальше.
Площадь под моими ногами больше не разъезжалась, однако и намерений склеиться вновь тоже, пожалуй, не испытывала Мне предстояло допрыгать по плавающим в пустоте островкам до одного из берегов. И надеяться, что я еще не разучился играть в горного козла.
Куда?
В город или же к башне, где скалят зубы в ухмылке охранники.
Это не вопрос.
Надо же стереть с их морд эти мерзкие улыбочки. Скажем, самих в пропасть побросать.
И тут случилось то, что всегда происходит в таких случаях.
Будь я столь же умен, как делаю вид, мог бы догадаться заранее.
Плохо было не то, что площадь пустая.
Следовало подумать о тех, кто мог на ней появиться.
3
Раздался
Такой резкий, что у меня заложило уши.
Я присел. Будь у меня хоть немного времени подумать – скажем, годик-парочку, – я бы понял, что так поступать не следует.
Льдина, на которой я стоял, сразу же зашаталась, задергалась и стала такой же предсказуемой, как юная девушка в тот момент, когда первое свидание плавно перерастает в первый перепихончик.
Я замер и постарался больше не двигаться.
А замереть, если у вас согнуты колени, весьма и весьма непросто. Оставаться же долго в таком положении может разве что заправский атлет.
К тому же выглядите вы при этом по-идиотски – словно собрались справить нужду, а штаны снять забыли; и теперь никак не в силах решиться, распрямиться вам снова или просто приступить так.
Иными словами, в тот день своими поступками я словно писал справочник для начинающего героя. Как не следует поступать, если хочешь дожить до ужина.
Френки выругалась.
Как любого из нас, меня в глубине души грызет целая стая комплексов неполноценности. Однако я не мог поверить, что такой бурной реакции удостоились мои кульбиты на льдине.
Тогда я поднял глаза.
И увидел их.
Обычно с этих слов священники начинают проповеди о том, как раз, в осенний вечерок, им явился семикрылый серафим и убедил покупать жевательные резинки только фирмы «Крошка хобгоблин».
У существ, которых узрел я, действительно были крылья. И жевать они тоже любили. Но отчего-то у меня начинало закрадываться подозрение, что, если встреча с ними и может стать темой для церковника, то только в форме поминальной молитвы.
По мне.
Твари поднимались из трещин в городской площади, словно призраки из Ада.
Гном побери, может, они ими и были – откуда мне знать.
Каждое из них состояло из двух крыльев – серых, прозрачных, как шаль на голове седой старухи-горянки, когда тонкие нити смешиваются с тонкими седыми волосами.
Два крыла – и больше ничего.
Ни головы, ни лап, ни огромных, извивающихся вокруг щупалец. Только крылья.
Твари взмывали вверх, все выше и выше, словно не они поднимались сами, а, наоборот, весь мир низвергался в пучину вокруг них.
Франсуаз выругалась снова – гораздо цветистее.
Я посмотрел на четырех стражников. Может, хотя бы теперь они перестанут ухмыляться? Пустое. Гвардейцы продолжали свой путь вокруг башни с такой сосредоточенностью, словно верили – в конце дороги их ждет посвящение в рыцари, королевна в жены и полцарства, в виде пособия по безработице.
Крылья тварей почти не двигались. Только их края, испачканные темно-бордовой полосой, медленно колебались, как пыльная занавесь на окне давно заброшенного дома.