Дары Кандары.Сборник

Батхен Вероника Владимировна

команданте!!!

«Вива!» – откликнулась команда. Сорванным голосом Марисабель добавила, куда именно нужно

идти и какие препятствия ожидают в дороге бравого подлицая, его коллег и самого всенародно избранного.

До самого старта она не повторилась ни разу. Полисменов едва успели эвакуировать, оборудование погибло

– но город не пострадал. Поэтому господин полковник впоследствии потерял лишь погоны.

Старушка «Хелена» оделась в белое пламя и с ревом оторвалась от земли.

Флаг подняли в кают-

компании. Через тридцать минут на всех каналах планеты транслировали нравоучительное зрелище –

взбунтовавшийся фрегат А-класса распадается на атомы под ударом ракет внешней охраны.

….Номеров судна правда было не разглядеть. И частные голографы ещё месяц не могли пробиться за

стратосферу сквозь упорную магнитную бурю. И какое-то судно А-класса ещё год грабило прогулочные

яхты за поясом астероидов. И пиратов с Тортуги засекали в нашей ветке Галактики. Легенды ложь, но

людям надо во что-то верить. «Мы с тобой пройдем по кабакам, команду старую разыщем мы» – как певали

веселые витальеры.

Я танцевал на этой дискотеке, сэр, когда был мальчишкой. Пил молочный коктейль в кафе, таскал

кусочки обшивки и однажды даже подал капитану трубку Для меня слово «Хелена» не пустой звук и

оплавленная земля на месте старта родней материнского дома. Спасибо за вашу щедрость! Кстати, у меня

сохранилось кое-что – мелочи, альте-захн. Хотите приобрести сувенир, сэр?

Круги своя

Пахло смолой, как всегда у дорог. Пыхтящий паровоз уже протащил в город цепочку пестрых

вагонов, гул утих и только влажные рельсы подрагивали под рукой, словно внутри билась живая кровь. Так,

пожалуй, и есть – начав двигаться, металл обретает душу. Если священники молятся за котов и хоронят на

кладбище попугаев, чем хуже стальные трудяги? Пар наполняет их теплом, стук колесиков и шестеренок

сродни ударам сердца. А те невежды, что утверждают «рукотворные твари бесчувственны», просто ни разу

в жизни не пробовали относиться к ним по-людски…

Борегар Метерлейн или мастер Бойм, как давно уже звали его жители города, был человеком с

железным сердцем – может, поэтому он любил механизмы больше людей. Когда мальчик родился, повитуха

и доктор в один голос сказали «не жилец» – в груди мальчика что-то свистело и хлюпало вместо

размеренного «тук-тук». Сердце билось прямо под кожей, едва прикрытое тонкой перегородкой плоти. Но

Метерлейн-старший не стал хоронить сына. По совету единственного из докторов, который взялся помочь,

он выковал металлическую пластину, а врач вживил её в грудь младенца. Это не защитило Борегара от

насмешек

детей, злых шуток девиц и любопытства соседей, но помогло прожить долгую жизнь. Длинные,

пышные как у женщины волосы мастера обильно тронула седина, машинное масло, сажа и копоть навеки

въелись в большие, испещренные шрамами руки. Он был ещё крепок, но старость уже заглядывала в его

зеркала.

Мастерскую свою Борегар унаследовал от отца и деда. Огромный деревянный ангар с рядами полок

вдоль дальней стены – никто и никогда не стирал с них пыль, ни одна женщина суетливой рукой не

проходилась по бесчисленным масляным или ржавым железкам, не копалась в сундуках и ящиках, полных

таинственными деталями. Шустрые роботы-уборщики, шурша колесиками, дочиста отскребали пол, но

подниматься на стеллажи им строго-настрого запрещалось. Каких только механизмов не пряталось в

мастерской! Допотопные велосипеды с огромными колесами, поломанный парикмахерский автомат,

похожий на кресло для пыток, угрюмые, но все ещё грозные паровые машины прошлого века, самобеглые

коляски с потрескавшимся лаковым верхом и несуразными тормозными педалями. Всевозможные

механические часы, настенные, настольные и напольные – за мелодичный разноголосый звон Борегар и

получил свое прозвище. Он был одним из последних механиков-самоучек, не пошел ни в корпорацию, ни на

завод, презирая поточное, бездушное воспроизводство.

Половину ангара занимали ничейные механоиды – снятые с выпуска, поломанные, немодные и

ненужные, выкинутые на улицу роботы. «Я люблю подбирать на помойках одинокие старые вещи» говорил

мастер Бойм. И подбирал, чинил, смазывал, менял подшипники и шестеренки, полировал металлические

бока, а затем пристраивал трудяг в хорошие руки или сдавал в аренду. Ведь не всякий может позволить себе

новехонький кухонный агрегат, механического садовника или «умную» колыбель. Мастер брал небольшие

деньги, а с бедняков и вовсе гроши, но соседи знали – стоит вернуть робота изувеченным или выбросить за

ненадобностью, никогда больше не получишь от мастера Бойма и ржавой гайки.

Десятки скрипучих стальных подмастерьев трудились в ангаре, не покладая манипуляторов. У

мастера оставалось время, чтобы бродить по городским окраинам, свалкам, депо, собирая несчастные

механизмы в свою тележку. Уличные мальчишки порой смеялись над ним, но обычно помогали – за

леденцы, удивительные игрушки или (о, чудо!) возможность постоять в мастерской, подержать щипцы,

вкрутить болт, осторожно нанести масло, протирая ветошью потайное нутро машины. Учеников Бойм не