Дарю тебе небо – Дорога в Вечность
Шрифт:
Теперь ревновать уже некого. И не к кому.
Лада не курила. Но она невольно потянулась к лежавшей в бардачке пачке сигарет, которую оставлял в машине отец. Взяла одну сигарету, повертела её между пальцами и положила обратно в пачку. Прикуриватель в машине не работал, а у неё всё равно не было ни спичек, ни зажигалки. Впрочем, зажигалка в бардачке имелась, но давным-давно изжила свой срок. Отец почему-то так и не выбросил её и не заменил на новую. Наверное, потому, что зажигалка была едва ли не первым предметом, который непременно имелся в одном из карманов каждого из его пиджаков, каждой куртки, ветровки и рабочего халата.
– Лад…
Лада непонимающе посмотрела на сестру, и та пояснила:
– Извини, я выразилась неверно. Правильнее было бы сказать: «МЫ летали». Стас и я. Только мы вдвоём среди бескрайних небес. Именно там мы стали единым целым. И то, что было после, на земле, явилось органичным продолжением этого непередаваемого небесного волшебства. Я влюбилась в небо, в его необъятные просторы и непостижимую бездонность. Я бы хотела продлить эти неповторимые ощущения навеки, но непременно – чтобы это снова было рядом с моим небесным супругом. Только так и никак иначе. В противном случае исчезло бы всё первозданное очарование и волшебство полёта. Да и в самом полёте попросту не было бы смысла.
Лада округлила глаза и едва не задохнулась от нахлынувшей лавины эмоций, вызванных этим сообщением.
– То есть ты хочешь сказать… – произнесла она в изумлении, понизив голос почти до шёпота.
– Это был главный подарок Стаса ко дню нашего венчания, – пояснила Лида с почти отрешённой торжественностью. – Полёт на самолёте. Только для нас двоих.
Мотор рокочет и рокочет, словно противненько насмехаясь над Ладой, которая по-прежнему продолжает неподвижно сидеть за рулём и тупо глядеть невидящими глазами в беспредельную необозримую даль. Почему она не может сдвинуться с места и покончить со всем этим раз и навсегда? Может, из-за этого хрупкого мальчика с искалеченными глазами и огромной-преогромной чуткой душой, который так поразительно похож и одновременно не похож на своего погибшего брата?
– Я понимаю… Ты очень хотела бы слепить для моего брата эту церковь сама, своими руками. Но ведь ты можешь продолжить работу над ней в любой момент, так?
Лада машинально кивнула, не догадываясь, куда клонит Влад.
– Я никоим образом не хочу вмешиваться в твой творческий процесс, это нечто глубоко личное и сокровенное. Но разреши мне… как бы это сказать… в некотором роде стать катализатором твоих творческих мыслей и идей, если можно так выразиться, – неожиданно предложил Влад, очень серьёзно заглядывая в её глаза. – Словом, мне очень хочется, если ты мне это позволишь, вылепить такую же церковь… для тебя. Тогда ты сможешь детально рассмотреть, как она сделана, и тебе будет проще закончить свою.
– То есть ты предлагаешь… – Глаза Лады расширились от удивления, и одновременно в них отразилось нахлынувшее на неё едва не перевернувшее её сознание какое-то особенное трепетное волнение. – Ты хочешь вылепить такую же церковь для меня? Сделать мне такой подарок?
Влад кивнул и несколько смущённо пояснил:
– Я не могу, к сожалению, отдать тебе ту церковь, которую я уже вылепил. Она предназначена для Стаса. Пока я над ней работал, я абстрагировался от всех иных мыслей и думал только о нём. В этом изделии заключён мой духовный посыл к брату, моё тепло, которым я хотел бы с ним поделиться. Но я чувствую, что вполне способен создать нечто подобное уже с мыслями о тебе. Мне очень хочется, чтобы ты завершила свою работу над Никольской церковью. Я догадываюсь… насколько это для тебя важно.
Как этот милый, обаятельный паренёк выдержал такое чудовищное испытание, которое выпало на его долю? Каким чудом он всё-таки выстоял в этом аду наяву и не сошёл с ума? Теперь ей, Ладе, предстоит пройти через тот же самый кромешный мрак и ужас, который уже более полугода испытывает Влад. Как он живёт с этой чудовищной болью? И как с такой же саднящей, переворачивающей душу болью теперь жить ей?
– Может, тебе что-нибудь принести? Чего-то эдакого… Вкусненького. А?
Лида взглянула на неё затуманенным слезами взором. Как ни странно, предложение сестры оказало благотворное действие. Лида немного успокоилась и, подумав, кивнула:
– У нас есть свежие сливки, сахар и ванилин? – неожиданно спросила она.
Лада пожала плечами:
– Сливки вроде были. Понятия не имею, правда, насколько свежие. Сахар есть. Насчёт ванилина не знаю. Мне кажется, оставалось немного после того, как я в последний раз готовила сладкую выпечку.
– Можно и без него, в конце концов. Но с ним было бы лучше. Можешь сбить всё это до загустения, потом взять мороженое – я видела в морозилке пару пломбиров, когда отлучалась на кухню за бокалами, – подождать, пока оно растает, или нарезать на мелкие кубики, соединить его со сливочной массой, смешать всё это в блендере, постепенно прибавляя к получающейся смеси сок свежевыжатого апельсина, и довести до однородной консистенции?
Лада изумлённо округлила глаза:
– Ну ты даёшь! – живо отозвалась она. – Нет, я, конечно, читала о беременных привередах, которые посылали по ночам своих героических мужей за персиками, а когда те их приносили, дамы сообщали, что на самом деле хотели бы апельсины. Но чтобы настолько!
– Я попросила единственный раз, – сквозь зубы отчеканила Лида. – Первый и последний. Больше не попрошу.
Верно. Больше не попросит. Никогда. Лида больше никогда ни о чём не попросит. Ей уже всё равно, что Лада спустилась бы для неё хоть в адово пекло. А впрочем, она уже там. И гореть ей в этом персональном аду до конца своей никчёмной чёртовой жизни.
Но, если хорошенько подумать, одна просьба Лиды, которую Лада обещала исполнить, всё же оставалась.
– Если со мной что-то случится… когда-нибудь… Можешь пообещать, что позаботишься о моём… о нашем со Стасом ребёнке? Что не оставишь его одного на произвол судьбы?
Почему Лида попросила об этом? Неужели что-то чувствовала уже в то время, предвидела заранее? «Нет, – Лада отмела эту мысль, как только она пришла ей в голову. – Не может быть. Всего лишь случайное совпадение».