Дата собственной смерти
Шрифт:
– Вроде бы нет. Только… только было две странные истории.
– Какие же? – заинтересовался полковник.
– Ну, я зарегистрировала фирму – сама. Ничего сложного тут не оказалось. И теперь мне нужен был кредит. Я оставила заявки в семи крупных банках – все мимо со стандартным ответом: «Ваша заявка не может быть удовлетворена». Я тогда пошла в те банки, что попроще, – там и проценты за кредит, соответственно, оказались выше. Но по крайней мере хоть стали объяснять, почему отказывают: малый опыт, юный возраст… В одном банке даже сказали
– Ваш отец имел отношение к этому банку? – понимающе усмехнулся Ходасевич.
– Нет, – развела руками Наташа. – В банке утверждали, что никогда ни о каком Борисе Конышеве не слышали.
– А что сказал отец? – спросил полковник.
– Сказал, что упорство и воля творят чудеса. И этот кредит – мне подарок за то, что я сразу не сдалась… А потом точно так же, неожиданно, на меня помещение свалилось. У метро, сто квадратов, со складом, в двух остановках от Садового кольца, на бойком месте… – Наташа мечтательно улыбнулась. – И стоило, представьте, столько же, сколько конура в Жулебино, которую я от отчаяния чуть было не сняла… Я тогда от счастья чуть ни плясала. А отец снова уверял меня, что он тут ни при чем.
Наташа вскинула на Ходасевича грустные глаза:
– Но я почему-то уверена, что мне помог он! – И тихо добавила: – По крайней мере, мне хочется в это верить…
– Наташа, вы, по-моему, очень устали, – констатировал Ходасевич. Он взглянул на часы: почти два ночи.
– Ага… – Она сладко зевнула, прикрыла рот ладошкой. – Поздно уже. А Ритка небось часов в шесть завтра вскочит и нам спать не даст. Расходимся?
– Пора, – кивнул Ходасевич. – Я тоже пойду. Через пять минут. – Он вытряхнул из пачки последнюю, как он надеялся, на сегодня сигарету.
– Ну, спокойной ночи, – пожелала Наташа. И пробормотала: – Просто не верится, что этот день наконец закончился.
Она встала, повернулась к выходу.
– Последний вопрос, Наташа, – остановил ее Валерий Петрович. – Что вы планируете делать дальше?
– Завтра? – не поняла Наташа.
Ходасевич мысленно поставил себе «двойку» – за неправильно сформулированный вопрос. Хотя ладно, натянем оценку до тройки с минусом – все-таки он тоже устал и к абсолютно корректным формулировкам стал временно неспособен.
– Нет, не завтра, а вообще, – уточнил полковник. – Вы вернетесь на Мальдивы? Или будете свой магазин восстанавливать?
– На Мальдивы мне хода нет, – усмехнулась она. – Я ведь контракт нарушила – уехала с острова, а уезжать оттуда было нельзя ни под каким видом. Так что мальдивская моя работка накрылась. А магазин… Я, конечно, мечтала его восстановить. Но, боюсь, второй раз мне со льготным кредитом не повезет… – Она взглянула полковнику в глаза и повторила: – Спокойной ночи, Валерий Петрович.
Маргарита еле дождалась, пока они все уберутся из комнаты. Нет хуже, когда над тобой квохчут. Достали! Наташка подушки (идеально ровные) взбивает, Вичка простынки (идеально разглаженные) расправляет…Так и хочется заорать: «А ну, пошли вон отсюда!» Но не крикнешь ведь…
– Маргарита Борисовна, вот колокольчик, – суетилась Вика. – Если вдруг что, сразу звоните. Он звонкий, по всему дому слышно. Я тут же прибегу.
– А я в соседней комнате буду, – приставала сестра. – Через стенку. Чуть только что – стучи, хорошо?!
И опять приходится притворяться. Выдавливать из себя жалобную, болезненную улыбку, отвечать слабым голосом:
– Конечно, я позвоню. И постучу… Спасибо вам! Но мне уже гораздо лучше, только голова немного кружится…
Уйдут, наконец? Нет, так просто не выгонишь. Продолжают суетиться.
– Смотри, Маргарита: тут, на тумбочке, корвалол. И нитроглицерин. И снотворное. Обязательно выпей, – командует Наташа.
– А вода вот, в графине. Холодная, минеральная, без газа, – рекламирует Вика.
Выдавить из себя:
– Да я не буду ничего пить. Мне правда уже лучше…
– От корвалола хуже никогда не будет. – В тоне старшей сестры звучат диктаторские нотки. – И снотворное тоже не повредит.
– Хорошо, я выпью, – покорно соглашается Рита.
– Викто-ория! – вдруг раздается из недр коридора.
Мачеха. Ненавистный, барский, манерный голос.
– Я побегу! – тут же вскидывается домработница.
– Гадина… – не выдерживает Рита.
– Выкинь ее из головы, – велит Наташа.
Удастся ли обмануть сестру?
– Да я, Наташ, на самом деле уже ругаюсь по инерции, по привычке. Перегорела…
– И правильно, – верит ей сестра. – Вот еще, злиться на нее, энергию тратить! Да кто она такая, эта Тамара? Ноль без палочки!
– Хуже нуля. Минус один! – слабо улыбается Маргарита. И снова врет: – Все, глаза слипаются…
– Ну, я пошла, – наконец поднимается Наталья.
На пороге комнаты сестра останавливается и заверяет:
– Все будет хорошо, Риточка! Честно. Я тебе обещаю.
«Спасибо, конечно, за обещание, только на старших сестру с братом я больше не надеюсь. Надеяться в этой жизни можно только на себя».
Когда Наташа наконец отчалила, Рита рывком сбросила одеяло и встала из постели. (Видели бы ее сейчас Наталья с Викой – хором бы заорали, что после обморока резких движений делать нельзя.)
Тапочки надевать не стала – подкралась к двери босиком, на цыпочках. Осторожно приоткрыла ее, выглянула в коридор: пусто. Снова закрыла дверь и заперла ее на защелку. Потом подошла к окну и опустила плотные портьеры – сестра с домработницей хоть и суетились, а про шторы забыли.