Давай никому не скажем
Шрифт:
— Мадам, вы танцуете? — протянул руку смазливый рыжеволосый юнец.
— Нет, — грубо отрезала я, и схватилась за бокал.
Инна состроила «страшные» глаза, укоряя, и тут же расплылась в улыбке:
— А я вот танцую! — схватив недоумевающего парня за локоть, утащила того на танцпол.
В этом вся Инна. Даже стало немного жаль её бедного Влада: встречаться с женщиной-ураганом не так-то просто.
Начало одиннадцатого. Я ужасно устала. Последние две недели я только и делала, что лежала пластом, и сейчас, с непривычки, голова буквально раскалывалась. Решила, что как только Инна вернётся, поставлю перед фактом, что возвращаюсь домой.
Дань вежливости я уже отдала — на этом всё.
— Ой, а кто это тут у нас? Уж не Яна ли Альбертовна? — на пустующее место Инны бесцеремонно плюхнулась поддатая Полина Минаева, и, судя по заплетающемуся языку, выпила она более чем прилично.
Вот кого мне хотелось сейчас видеть меньше всего — так это её. Когда-то она встречалась с Яном, и даже думать было противно о том, как далеко успели зайти их отношения.
— Да ты пей, не стесняйся, — кивнула она на бутылку. — Ты ж теперь не наша училка, можно забыть о правилах приличия.
Её развязный тон вызвал обоснованное недоумение.
— Не перегибай палку. Я хоть теперь и не ваша «училка», но и не подружка. Всё-таки я старше, и я педагог.
— Пха-ха, вот умора, — рассмеялась Минаева, без спроса плеснув в бокал Инны остатки вина. — Ты сама себя слышишь? Сидит, важная такая, речи напыщенные толкает, строит из себя правильную. А сама сначала со старым женатиком трахалась, а потом на юнца переметнулась. Нормальная такая монашка!
Щёки вспыхнули, по телу разлилась волна ярости.
Откуда она узнала? Кто ей сказал?
— Ты не имеешь никакого права обсуждать и осуждать мою личную жизнь. Тебя она никак не касается!
— Ещё как касается! Ты парня у меня отбила! Ян должен был быть со мной, но тут припёрлась ты, покрутила своей задницей, и он сразу на задние лапки сел и хвостиком завилял.
— Я больше не намерена слушать этот бред, — поднялась из-за стола и, проталкивая танцующих, поспешила к гардеробу.
Слёзы душили, сковав горло тугим спазмом. Да как она смеет оскорблять его! Меня! Кто дал ей право решать, кому с кем можно быть, а кому нет?
Маленькая, склочная, мстительная девчонка!
Нашарив номерок, протянула сонной гардеробщице.
Прочь отсюда, сейчас же! Инна всё поймёт.
— И куда это ты собралась? Убегаешь? Правда глаза колет? — нарисовалась следом пошатывающаяся Минаева. Короткое платье едва прикрывало бёдра, практически не скрывая ажурную резинку чулок.
— Пошла вон отсюда! — грубо бросила через плечо, забыв о всяческой вежливости.
— Из-за тебя Ян уехал! Всё только из-за тебя! — зло вскинулась она. — Я не знаю, что там между вами произошло, но я это непременно выясню, уж поверь.
— Делай что хочешь, — открыла дверь кафе и вышла в морозную ночь.
Снег сыпал целый день, покрыв засохшую грязь пушистым белым покрывалом.
Куда идти — ни остановки поблизости, ни захудалого такси.
— Ты думаешь, он любил тебя когда-нибудь? — выбежала Полина следом, трясясь от холода в тонком трикотажном платье. — Да плевать ему на тебя всегда было, понятно? И никогда ты ему не была нужна! Поспорил он на тебя, идиотка.
Остановилась как выкопанная, хватая ртом воздух. Сердце рухнуло с горы и, набирая скорость, покатилось в бездну.
— Да-да, с Горшковым поспорил, что оприходует тебя до дня своего рождения.
Как в замедленной съёмке оторвала подошву от земли, сделала шаг, другой, третий…
Закрой уши, не слушай — уходи, убегай.
— Не веришь? Иди сама у Горшка спроси, он там, в кафе. Он мне всё-всё рассказал как Ян забился с пацанами, что любыми путями ты у него в койке окажешься, как планомерно тебя окучивал, свидания на набережной устраивал. Горшок, может, и оставил бы это при себе, но Ян ему сильно насолил — по морде при всех двинул, вот Стас и припомнил ему всё хорошее. Даже выспрашивать ничего не пришлось — сам выложил всё подчистую. Так что не радуйся своей победе, дурочка, он тобой просто цинично воспользовался в своих целях!
Эхо брошенных ею слов гудело в проводах, оседало на капоты уснувших машин, путалось в ветвях облысевшых деревьев.
Я шла не разбирая ног, и смысл её фраз отравленными пулями проникал в подкорку, забивался под кожу, оставляя глубокие кровоточащие раны, которые теперь уже точно никогда не затянутся.
Поспорил. Он просто на меня поспорил.
Наша близость произошла в день его девятнадцатилетия. Он выиграл.
Но зачем тогда был нужен весь этот цирк с побегом? Для чего? Доиграть красиво свою роль влюблённого, а потом неожиданно испариться? Как он и сделал, уехав в Москву.
Он всё спланировал заранее, а я лишь помогла ему, бросив первая.
Как сомнамбула чеканила шаг, не оборачиваясь и не смотря по сторонам.
Забрела в какой-то двор, села на засыпанную искрящимся снегом скамейку. В окнах пятиэтажки уютно горел свет. Мелкие снежинки кружились в жёлтом ореоле уличных фонарей, мягко оседая на поникшие плечи.
Тишина. Такая же, как в моей душе. Там пусто. Нет боли, нет слёз, нет эмоций.
Достала из сумки два билета и положила на заснеженную лавочку. Сгорбившись, покинула двор.
Теперь уже точно всё кончено.
Конец первой книги.