Давай ограбим банк
Шрифт:
Кто-то тут очень любил рисовать. У этого кого-то был талант. Затем замечаю решетку вентиляции. Приварена. Зато хоть не задохнусь здесь. У стены лавка. Спать на ней невозможно. Деревянная. Шириной в одну доску.
Я сажусь на лавку и приваливаюсь к стене. На лицо капает вода. Я закрываю глаза и вспоминаю. Минута за минутой. Шаг за шагом. Почему я оказалась здесь?
Постепенно адреналин выжигает во мне все силы. Мысли уходят в свободное плавание, и я буквально выключаюсь. Снится солнечная Барселона. Просыпаюсь от грохота наверху. Чувствую, что все лицо и одежда промокли от капающей с потолка воды. Очень неприятное ощущение. Открываю глаза и с минуту пытаюсь
Поднимаю голову вверх и вижу, что люк чуть отодвинут.
– Эй! Выпусти меня отсюда! – ору я. Пара глаз тут же исчезает и люк с грохотом возвращается на свое законное место. По крайней мере теперь ясно, что я здесь не одна. Он меня слышит, а значит можно попробовать достучаться до его человеческих чувств.
Начинаю кричать и стучать по трубам. Удары кулаком никакого эффекта не имеют. В углу с рисунками валяется кусок какой-то деревяшки. Начинаю стучать им. Тоже безрезультатно. Пытаюсь найти что-то металлическое. Рефлекторно похлопываю себя по карманам и в этот момент понимаю, что на мне ремень с металлической пряжкой. Начинаю стучать им. Звук в бункере такой, что я сейчас оглохну. На мгновение кажется, что мои действия возымели эффект, но я ошиблась. Ничего. Тишина. Да чтоб он провалился! Если мне суждено отсюда выбраться, я отомщу. Обещаю отомстить. В этот момент взгляд натыкается на надпись: «И пусть мосты, которые я сжигаю, освещают мне путь».
Пусть все мосты горят, пусть все горит. Черт!
Судя по виду, помещение действительно напоминает бункер. Бомбоубежище. Тут слабо мерцает лампочка ватт на 30. Почти все стены, кроме той, что с надписью, скрыты в полумраке. И все же эта лампочка позволяет более или менее ориентироваться в пространстве. Оно не прямоугольное, как мне показалось, когда я в панике шагала от стены к стене. Одна часть комнаты имеет выступ.
Приступаю к изучению выступа. Стучу по стене. Раздается глухой звук. Это гипсокартон. Даже по текстуре понятно. От удара по бетону никакого звук не было бы. Хватаю деревяшку и колочу ею по стене. Особенного эффекта не наблюдается. Ударяю снова. На сей раз успешнее. Провожу рукой по месту удара. Там явно ощущается вмятина. По моим представлениям, гипсокартонную перегородку можно пробить одним ударом. Ничего подобного. Боевики врут. Ну, или я не Брюс Уиллис.
В конце концов, деревяшка все-таки пробивает дыру в стене. Здесь уже проще. Руками разламываю перегородку. Там небольшое продолжение закутка, заваленное строительным мусором. И на что я, собственно говоря, надеялась? Обнаружить здесь склеп маньяка?
В этот момент слышу какой-то шорох. Тут же оглядываюсь по сторонам. Черт! Ремень остался валяться где-то в другом углу, рядом с трубой. Если ударить пряжкой, можно вырубить человека. Сейчас у меня под рукой несчастная деревяшка.
О чем я вообще думаю? Кого я смогу вырубить деревяшкой? Я даже ударить не смогу. Убьют быстрее.
– Эй, – слышится голос Микки, – у тебя все в порядке?
– Издеваешься… – Я перелезаю через обломки перегородки и выхожу к нему. Он спустился сюда. Вид, полагаю, у меня устрашающий. Учитывая
– Я еду принес, – будто оправдываясь, говорит он.
– Спасибо, – киваю я.
Знаете, это напомнило ситуацию, когда домашний, выхоленный кот встречает жирную крысу. Еще неизвестно, кто из нас больше боится. И кто из нас крыса.
– Послушай, выпусти меня отсюда, я никому ничего не скажу, – совсем жалким тоном говорю я.
– Тогда от Бонни откажутся. Если ради нее нужно будет тебя убить, я это сделаю, – совсем другим голосом говорит он. – Прости.
– Даже не сомневаюсь, – бормочу я.
Наблюдаю за тем, как он поднимается по лестнице. Швыряю в удаляющуюся фигуру деревяшкой.
– Я отомщу, – кричу я.
– Даже не сомневаюсь, – в тон мне отвечает Микки.
Смотрю на пакет с едой, который он мне принес. Там хлеб, бутылка минералки и яблоки. Только сейчас понимаю, что дико хочу есть. С наслаждением откусываю от еще теплой булки и выпиваю почти всю минералку залпом.
Следующие сутки проходят в прежнем режиме. То есть ничего не происходит. Микки больше не спускается сюда.
Когда паника проходит, становится понятно, что пытка только началась. Нет ничего страшнее, чем остаться наедине со своими мыслями.
От нечего делать начинаю изучать сваленные в кучу рисунки. В основном это эскизы татуировок. Причем из них, наверное, на десяти из пятидесяти изображен феникс, объятый огнем. И эта фраза вязью: «И пусть мосты, которые кто-то там сжигает, что-нибудь освещают». Поскольку эта фраза вот уже неизвестно сколько времени мозолит мне глаза, я ее ненавижу. Поначалу она казалась интригующей, сейчас уже нет.
Бонни вряд ли поправится. Если его сестра попала в клинику моего отца, то он бы сделал все, чтобы отправить ее на операцию. После того разговора, я его, конечно, ненавижу, но врач он хороший. И человек тоже неплохой. Просто он отец, он должен устроить личное счастье дочери в соответствии с тем, что он подразумевает под этим словом. Если отец не хотел делать операцию Бонни, значит все безнадежно. А если не станет Бонни, то и меня не будет.
Крышка люка отъезжает. Звук металлического скрежета этого люка радует. Задираю голову и вижу Микки. Я хочу было начать умолять меня выпустить, но быстро понимаю всю бессмысленность подобных просьб. Весь он сейчас коктейль из нервов и адреналина. Можно было бы попытаться затеять драку и все-таки вылезти отсюда… но потом отгоняю эти мысли. У него наверняка при себе оружие. Да и убить ему ничего не стоит.
– Как… Бонни? – спрашиваю наконец я.
Микки продолжает смотреть на меня. Кажется, он даже не слышал вопроса.
– Жива, – глухо произносит он. Микки считает, что все должны переживать за его сестру.
– Я рада, – отвечаю я и пытаюсь разглядеть его лицо.
– Я больше, – отвечает он.
– Что больше? – не понимаю я.
– Больше рад, – поясняет он.
– Нельзя говорить «больше рад», – говорю я.
– Кто сказал?
– Что? Что нельзя так говорить? Грамматика.
– Слушай, ты говоришь это со дна подвала – ты не заметила, что я тут немного вольно трактую законы и правила? Особенно грамматики? – злится он и уже собирается задвинуть люк обратно, когда я в панике окликаю его.
– Что еще? – раздраженно спрашивает он.
– Книжки какие-нибудь хоть дай, тут невозможно находиться, – жалобно прошу я. Он медленно кивает.
– Только не «Пятьдесят оттенков серого», я тебя очень прошу, – уже вполне нормальным голосом добавляю я.
– Вот я сейчас не понял прикол, – отвечает он.