«Давай полетим к звездам!»
Шрифт:
– Очень мило. Всегда считал себя образцовым объектом для творчества инопространственной цивилизации, -сыронизировал я.
– Спонтанты не совсем цивилизация - по крайней мере, в твоем понимании. Петлеобразное течение времени в их системе координат воспринимается тобой как изменение причин и следствий. Стакан упал со стола, потому что разбился.
– Нарушение причинно-следственных связей я отследил, а до того, что у “спонтантов” петлеобразное время не додумался... Кстати, а почему же наше время всегда прямолинейно?
– А кто это сказал? Время представляется прямолинейным, поскольку ты находишься внутри временного потока. А для
– Ладно, Бог с ним, с временем... Но согласись, “спонтанты” - агрессивные создания...
– Нисколько. Они возникли как ответ “темного мира” на чрезмерное накопление созданных вами Земель в локальной зоне их пространства. Если тебе нужны аналогии, то “спонтанты” - это силы упругости миров “темной материи”. Упрощенно, конечно. Они сообразили, что лунная экспедиция -ключевой момент в построении этого мира. Поэтому и пытались ее сорвать. Кстати, они воспринимают вас, миростроителей, как совершенно отдельную сущность, не связанную с Землей. Извини, как паразитов, коряжущих вполне стабильный мир. Заметь, они могли уничтожить “Лунник” одним лучевым залпом, но не сделали этого - видимо, из опасения навредить здешней Земле внешним воздействием.
– А как же атака на станцию в Абу-Кали? Марионетками “гипнотизеров” были перебиты десятки людей...
– Люди здешнего мира убивали людей здешнего мира. Внешнее вмешательство “спонтантов” было скрытым. А вот с вами, с миростроителями, - паразитирующей цивилизацией, -они не церемонились. Долбали лучевыми пушками прямой наводкой.
– Со “спонтантами” можно как-то совладать? Или договориться?
– Теперь уже нет смысла. Они исчезли, когда пропал раздражающий фактор: миры, созданные вами, стали выходить из “темного пространства”, напряжение ослабевает с каждой секундой. “Спонтанты” уходят, просто тают.
– Ну, вот и хорошо, вот и славно... И волки сыты, и овцы целы. Все довольны.
– Гм, все довольны, - с иронией передразнил он.
– А ты не задумывался о социальных последствиях создания шарового скопления человеческих цивилизаций?
– Знаешь, некогда было, - с легкой издевкой ответил я.
– На досуге подумаю... А в принципе, что такого случилось? Ну, вышли мы в большой космос. Почти два миллиона миров - это же ого-го!
– Теперь этим Землям предстоит осознать, что они часть великой космической человеческой общности. Научиться ладить и договариваться друг с другом. Вас ждут острые социальные конфликты. И даже космические войны. Как в ваших фильмах-боевиках. Будут взлеты и крушения космических империй и межзвездных республик. На всю эту кровавую суету уйдут годы и годы. Сотни и тысячи лет. Конечно, вы будете прогрессировать, но гораздо медленнее, чем интенсивные цивилизации.
– Мы - человечество, космическое человечество. Мы выкарабкаемся, - сказал я с уверенностью.
– Да я и не сомневаюсь...
– Представляешь, какая сложная это будет задача: связать в единую семью почти два миллиона человеческих миров?
– я улыбнулся.
– А вы, интенсивные цивилизации, не будете нам мешать?
– А зачем? С какой стати?
– Ну, не знаю... “Сорную траву - с поля вон!”
– Глупости, - мне почудилась грусть в его голосе.
– Большие дяди не верили в способность маленького мальчика проложить игрушечную железную дорогу за пределы песочницы. А мальчик сумел это сделать! Собрал откуда-то группу таких же пацанов и девчонок, и теперь старается, старается, строит
разросшемся детском саду? Куда вырулила дорожка? Ведь интересно же!
Он помолчал и тихо добавил:
– А еще запомни: в каждом большом дяде где-то глубоко-глубоко все еще живет маленький мальчишка с железной дорогой...
Легкий ветер пробежался по траве, играя зелеными волнами.
– Нам пора прощаться, - сказал он.
– Тебе нужно возвращаться в свой мир.
– Прощай. Можно последний вопрос?
– Спрашивай.
– Ты... Ты - кто?
Он зашелся веселым жизнерадостным смехом. Приподнялся над зеленым травяным ковром и медленно поплыл вверх, к хрустальному куполу неба.
– А вот не скажу!
– крикнул он с высоты.
– Сам подумай!
Он поднимался в зенит все быстрее и быстрее, и уже оттуда, с умопомрачительной высоты я услышал его последнюю фразу:
– На день рождения Аннушки Лисицыной Чеслав Сэмюэль Воля-Волянецкий хотел подарить букет полевых ромашек...
В моей самой первой жизни Аня Лисицына была дочерью богатого купца, писаной красавицей и жила в
соседнем доме. Гимназист Воля-Волянецкий сох по ней совершенно безответно. Может быть, Анна и обратила бы внимание на его пылкие чувства, но юный Чеслав робел даже заговорить с ней. На ее шестнадцатилетие гимназист назначил решительное объяснение, для чего утром поднялся спозаранку и за городской околицей набрал огромный букет полевых ромашек. Но так и не решился отправиться в гости к Аннушке...
О букете ромашек знал только один человек во всем мире. Я сам.
– Ты - это я?!
Он не ответил.
– Мы еще встретимся?
Яркая звезда вспыхнула и растаяла в небе.
Мгновение - и я оказался за пределами созданного им мира. Маленькая Вселенная захлопнулась, как прочитанная книга. Сфера снова стала кругом, круг - линией, линия -гаснущей точкой.
Снова вокруг были темнота и тишина.
А потом появились звуки...
...- Он мертв!
– услышал я голос Инги где-то в пространстве над собой.
– Три пули в спину...
Я медленно раскрыл глаза. Огляделся.
Рядом на корточках сидела Инга с понуро-отсутствующим выражением на окаменевшем лице. На ее щеке постепенно наливался кровью огромный синяк.
Мартын стоял чуть в стороне, широко расставив ноги и сжав виски ладонями. Левую часть его лба украшала здоровенная ссадина.
Леонтьев - бледный, с перекошенным странной гримасой лицом, - помогал подниматься Королевину.
На полу лицом вниз лежал Карлос Донилья. Мертвый...
Мои губы были тяжелыми, как два мокрых каната. Язык похож на старый диванный матрац с растянутыми пружинами. И все же я заставил себя заговорить.
– Будущий курсант Лаукайте, - прохрипел во Вселенную.
– Вы не умеете правильно измерять пульс...
Голос прозвучал как шепот человека, на груди которого остановилось колесо груженого “МАЗа”.
Мир испуганно замер, а потом взорвался эмоциями. Едва ли не в одно мгновение эти четверо оказались рядом, в пространстве надо мной. Смешной вздыбившийся хохолок на волосах Алексея Леонтьева. Радостная улыбка на мучнисто-белом, как недожаренный блин лице Королевина. Веселые искры в зеленых глазах Инги. Хохочущий Мартын Луганцев.