Давай поспорим?

Белова Дарья

Мы с ним вызываем такси и каждый едет в свою сторону. Сегодня наша дружба стала еще крепче.

Дома меня встречает тишина. Звенящая и пробирающая. Ее нет. Но теперь я знаю, что не отпущу от себя. Пусть сейчас больно без нее и одиноко. Набираю заветные десять цифр, но “Абонент временно недоступен”.

Глава 22.

Рома.

Пол ночи я не спал. В голове продумывал план, разбирал каждый пункт, каждое действие. Это раньше было проще: подошел,

перекинулся парой слов и все. Но не сейчас.

На часах восемь утра, время, когда я должен был выезжать в офис. Но не сегодня, надеюсь Саня простит меня. И не уволит. У меня план, где согласно первому пункту я набираю номер, который мне передал наш безопасник.

— Алло, — нежный и тихий голос на той стороне. Возможно она проснулась недавно, а может с опаской отвечает на незнакомые номера.

— Марина Александровна?

— Да, это я.

— Это Роман.

— Роман?

— Да. Настя… она у вас?

— Нет.

— А где она? — Боже, когда я последний раз разговаривал с мамой девушки, узнавая где она? Просто пи*дец. В какой угол ты меня загнала, Каренина?

— … сказала, что осталась у подруги.

— Мне нужно с вами переговорить. Можно я подъеду к часу? Но Насти не должно быть дома.

— Хорошо.

Кладу трубку первым. Не знаю, как там положено по этикету, но этот непринужденный разговор, который длился минуту высосал все соки. Она у какой-то подружки. Какой? Где?

К дому Карениной подъезжаю, как и договаривались. Хорошо, что все задуманное пока выполняется. Осталось набраться храбрости и взглянуть в глаза матери девушки, которую очень сильно обидел. И которую по всем прогнозам не должен был полюбить, но полюбил.

Старая обшарпанная пятиэтажка. Нет, не хрущевка, но год постройки явно прошлого столетия. Да, все аккуратно, все убрано, но не оставляет ощущение, что я не в Москве нахожусь, а как минимум в Рязанской области.

Поднимаюсь к ней на этаж, и сердце стучит быстрее, дыхание учащается. Что, если она все-таки дома? Предвкушение встречи. Ты готовишь речь, что сказать и как оправдаться, но уверен, стоит мне посмотреть на нее и все забуду, увижу ее глаза и мыслей никаких не будет. Только единственная, увезти ее к себе, закрыть на все замки и никуда не выпускать. Она — моя.

Звонок не работает. Не удивлен. Стучусь. И дверь мне открывает миловидная женщина, на вид ей не больше сорока, но по документам, который мне дал Толян, наш безопасник, я знаю, что ей сорок семь лет. Такая же маленькая, с темными волосами. Но без конопушек. Откуда они у Карениной то?

— Добрый день.

— Добрый. Вы — Роман? Проходите.

Она пропускает меня в маленький и узенький коридор. Я видел планировку квартиры, но не думал, что здесь все настолько маленькое. Миниатюрное. Но надо отдать должное, несмотря на ремонт, здесь чисто, пахнет едой и уютом, а не побелкой, старой мебелью и пылью.

— Насти нет? —

сам не знаю, что жду в ответ. Что она сейчас выйдет из своей комнаты и посмотрит на меня злым и обиженным взглядом или что ее нет, и я не увижу эти глаза цвета виски?

— Нет, она осталась у подружки. Приедет только к вечеру, чтобы собирать вещи. Мы завтра уезжаем.

Только сейчас я заметил сложенные коробки, из которых виднеются вещи. И одна небольшая спортивная сумка. Я прошел в комнату, где осталась мебель, но внутри — пустота, все убрано. Уже не могу сказать, что это квартира жилая. Мои шаги отдаются эхом.

— Пройдемте на кухню, — я прав, ее слова тоже отдаются эхом.

Даже жалко, что им придется все вещи опять разбирать обратно.

— Чай? Кофе? — предлагает Марина; в голове никак не могу ее по имени и отчеству называть, она старше меня на одиннадцать лет, разница такая же, как у меня с Настей.

— Чай, с сахаром, если можно.

— Конечно, — и отворачивается от меня, чтобы достать чашки, пакетики и положить в вазочку печенье — курабье, которое я терпеть не могу. Оно жутко крошится, а варенье в центре пристает к зубам.

Кухня такая же маленькая, как и все в этой квартире. Старый кухонный гарнитур. Одну ручку у дверцы уже заменили на похожую, и если не приглядываться, то она ничем не отличается от других. А вот сколы на столешнице ничем не скрыть. Старая раковина, хоть и чистая, старый фартук, выложенный белой плиткой, но без жирных брызг. Марина суетится и проливает кипяток, когда заваривает чай. Вижу, что волнуется. В этом она очень похожа на Настю, не умеет скрывать то, что творится внутри. Если волнуется, то волнуется, если боится, то боится.

— Может помочь?

— Спасибо, я уже справилась, — подарила мне улыбку. Настя улыбается так же.

На стол она ставит две одинаковые чашки — из сервиза, такой же есть у матери, и вазу с ненавистным мне печеньем.

— Роман, я так понимаю, что вы поссорились с моей дочерью, — начинает не совсем приятный для нее разговор.

— Это так. Но к вам я пришел не поэтому поводу.

— А по какому?

Я встаю из-за стола и отхожу к окну, хотя отходить то и некуда, там всего один метр от стола до окна. Но я делаю этот шаг, чтобы дать себе силы все сказать. Да, готовился, строил свою речь, но в действительности, все сложнее.

— Марина, — без отчества обращаюсь, — я знаю про операцию и знаю, что вы продали эту квартиру, чтобы ее оплатить.

— Да, все верно, но это не такая уж и тайна.

— Вы в курсе, как эта квартира дорога Насте?

— Она дорога и мне. Я в этой квартире прожила большую часть своей жизни, была счастлива с мужем.

— Тот вечер, когда Настя приехала ко мне, я встретил ее в слезах. Она больше не чувствовала, что у нее есть дом. Для нее это очень важным оказалось.

— Вы меня в чем-то обвиняете?