Давай согреем звезду
Шрифт:
А Диант ждал. Новый образ был в тягость, ему приходилось прилагать немало усилий, и принц ждал не столько похвал, сколько заслуженной награды.
Но ничего не менялось.
На девятый День рожденья отец подарил Дианту роскошную яхту, сияющую лаком и трепещущую голубыми шелковыми парусами: принц запоем читал о приключениях, путешествиях, а любимой игрой оставалась морская карта, полная чудовищ и препятствий. Мальчик зачарованно любовался подарком, и даже забыл о всякой надуманной ерунде. В ответ на похвалы его успехам, он просиял и спросил:
— Значит, вы мной довольны, отец?
—
— Тогда… можно мне будет поехать с вами? — вырвалось у Дианта.
Ансгар резко отстранил его от себя и поднялся.
— Диант, я вижу, что ты стараешься. И ценю. Но это ничего не меняет. Я тоже очень расстроен, но то о чем ты просишь — невозможно. Ты не должен покидать замок, и это ради твоего же блага!
Внешне Диант принял отказ очень спокойно, без слез, без истерик, без магических бурь. Просто что-то умерло в нем.
Не надо думать, что дети ничего не понимают. Смысл слова «невозможно» Диант понял очень хорошо: он никогда не сможет покинуть Шпассенринк. У него никогдане будет ничего из того, о чем он мечтал. Да что там… у него никогдане будет того, что есть у любого… у Лотара, например. Все его усилия ничего не стоят, и даже если он станет воплощением идеала, — это не перевесит того факта, что он обладает необычным даром. Даром ли?
Диант лежал в постели, уставившись глазами в балдахин над кроватью, и слезы молча катились по щекам. Он вспомнил мать — получается, она была добровольной узницей, оставаясь здесь ради него. Не упрекала ли она его в глубине души за то, в чем он был виноват без всякой вины…
Повернувшись, сквозь распахнутые двери, мальчик видел яхту, но подарок вызвал вдруг только злость. Зачем издеваться так? Зачем напоминать о том, чего у него все равно НЕ БУДЕТ! Яхту швырнуло о стену…
Когда он опомнился, от корабля остались только разбросанные по всей комнате обломки. Прибежавшие на шум слуги увидели взъерошенного принца в одной ночной рубашке посреди разгрома.
— Я вас не звал!
Его охранники… Когда к нему попытались подойти, успокоить, принц швырнул какую-то статуэтку уже руками.
— Уходите! Я никого не хочу видеть!
Решительно настроенный Бруно, крепко взял его за руку, строго выговаривая, и Диант начал вырываться.
— Отпустите меня! Не смейте!
Прежде, чем злость обернулась снова слезами, появился Ансгар. Превращение примерного паиньки в дьяволенка, его ошеломило.
— Что это значит? — сурово поинтересовался король, в свете происходящего расценивший предшествующее поведение сына, как притворство.
Диант смотрел на отца исподлобья.
— Я не хочу больше здесь оставаться! — выкрикнул он, и напомнил слова отца, — Я — принц! Тогда я хочу поехать во дворец и жить там!
— Я уже сказал, что это невозможно, — Ансгар обвел рукой разгромленную комнату, — Вот подтверждение тому, что ваши способности опасны для окружающих и вас самих. Вам следует научиться подчинять свои желания требованию долга!
Дианта точно ударили: резкость тона, то, что отец обратился к нему на «вы», — потрясли больше самого отказа. Он
Очнувшегося принца напоили успокоительным, мастер Бруно, счел необходимым посоветовать и дальше давать мальчику соответствующие эликсиры, что бы бороться с его агрессивным характером, но наткнулся на отповедь короля. Ансгар посоветовал найти другой способ, и воспитатель утроил усилия, буквально замучив несчастного Дианта нотациями, и воспитательными книгами: почти единственное, что ему было позволено читать. Большинство его любимых книг было убрано, из-за того, что они якобы содержат сцены насилия. Под эту категорию попали даже исторические труды, ведь в них описывались войны, казни, нелицеприятные действия монархов и сильных мира сего. Вот такой способ нашел мастер Бруно. Дианту оставалось только рисовать.
Принц был в отчаянии. О том, что разнес яхту, мальчик жалел уже на следующее утро. Злость ушла, осталась только горькая обида на несправедливость. Сжимая в кулаке незамеченную при уборке планку с названием так, что порезался до крови, он никак не мог унять слез, которые все текли и текли. А потом Диант задал себе совсем недетский вопрос: к чему? Его слезы и обиды тоже ничего не изменят.
Перерождение завершилось. Он больше не считал нужным заставлять себя читать нудные брошюры, следовать наставлениям учителя. Всякие попытки его заставить или напоминание об обязанностях вызывало только ярость, все более усиливающуюся. Чем больше настаивали, тем сильнее оказывались приступы гнева, и принца все-таки начали пичкать еще и лекарствами. Если получалось. От него отставали только, когда мальчик не выдерживал напряжения и срывался на крики, начинал бить посуду, безделушки. Тогда его запирали, пережидая буйство.
Дианта колотило, он чувствовал себя больным после подобных взрывов, и уже сам был не рад себе. Он хотел только одного: пусть его хотя бы оставят в покое, не заставляя ежедневно сражаться за себя. Он отвечал своему надзирателю упорной неистовой ненавистью.
— Что это такое, Ваше Величество? — вопросил господин Бруно, указывая на повешенную на макете замка куклу.
— Покойник, — мрачно выдал Диант.
— Зачем же вы это сделали?
— Он того заслужил! — еще более зло ответил принц, глядя учителю в глаза, и улыбнулся, — Я назвал его в честь вас, мастер! Правда, тогда он еще не был покойником.
Мастер Бруно поежился и подумал, что король все же слишком мало ему платит. Сам макет Диант безжалостно снес до основания, услышав о женитьбе отца: он не мог разрушить Шпассенринк, и отыгрался на его копии. Некому было слышать, как он плакал всю ночь.
А король внял предупреждению и поостерегся знакомить молодую жену с сыном, и вообще не стал вводить ее в курс дела. Бетину он не любил, но трону был нужен наследник.
— Диант, я понимаю, тебе тяжело, но позже ты поймешь. Подумай вот о чем. Люди не любят таких как ты, а если к тому же что-нибудь случится? Ты окажешься под угрозой казни! — Ансгар пытался объясниться с сыном, смягчить его, — Почему ты не хочешь постараться вести себя как следует? Ты ведь сам себе вредишь.