Давайте напишем что-нибудь
Шрифт:
Я пришел, – сказал призрак, – посмотреть, что вы такое пишете на этой скверной бумаге?.. Мне, само собой, дела нет до мыслей, какие вы излагаете. Но меня страшно интересуют знаки, которые вы тут выводите…
ГЛАВА 1
Внезапная завязка
Heissa, juchei!..
Начнем как попало. Стоит
Вот мусорное ведро. Весьма примечательно, что поставлено оно прямо посередине праздничного стола. Это просто какое-то свинство – так ставить ведра. Место мусорным ведрам – на полу в кухне, ибо в мусорные ведра обычно бросают мусор, причем приличные люди – с приличного расстояния. Если поступать таким образом и здесь, то можно попасть мусором в заливное мясо или кому-нибудь в лицо: мы с вами все-таки за столом находимся, где гости сидят и едят… Вот и выходит, что очень неудобно поставлено мусорное ведро. К тому же, оно не вполне чистое. А по совести сказать, ужасно грязное – и это сильно заметно на ослепительно белой скатерти. Впрочем, скоро скатерть завалят мусором, поскольку ведро не бездонно, – и уже не будет заметно, что скатерть такая белая. И что ведро такое грязное – не будет заметно. И тогда можно будет прямо со стола накладывать всякую гадость в тарелки дам. Чтобы дамы с отвращением ели из тарелок мусор.
Смотреть на это никому не понравится. Но что ж тут подделаешь…
Праздничный стол находится в заведении под названием «Контора». Это ресторан. Непонятно, почему он так называется. Они просто все с ума посходили – так называть рестораны! Разве мало красивых слов среди названий растений и животных? Гортензия, цинерария, мимулюс красный, монарда парная… Опять же «тушканчик» очень милое слово. Есть, наконец, вообще нейтральное слово «снежинка» – почему не назвать ресторан так? Нежно и мягко…
– Не кладите мне больше вот этого… не знаю точно чего. Мне попался целлофан какой-то, сальный. Его трудно и долго жевать.
– Вам не нравится?
– Почему же не нравится… нравится! Просто уже приелось. Ой… вытрите, пожалуйста, лицо, у Вас сметана на лбу.
– Это в меня ломтик помидора кинули. Из салата. Наверное, мы неудачно сели: постоянно что-то бросают в лицо.
– Мне веко рыбьей костью укололи. Слишком сильно кинули.
– Дайте посмотрю… Да у Вас кровь тут!
– Я думаю, это не кровь. Я думаю, это просто вишня раздавилась, когда я моргала. Мне ведь в глаз еще и вишней попали.
– Больно было?
– Пустяки. Скорее, липко. И потом – глаз щиплет. Тушь, наверное, размывается.
– Надо пользоваться французской.
– Спасибо за добрый совет, у меня как раз дрянная французская.
– Тогда вытрите глаз платком. Вот тут платок, возьмите.
– Благодарю Вас. А что это на нем?
– Так… не обращайте внимания. Я вытирал им блинчик. На блинчик уксус пролился. Было слишком остро, я вытер… Осторожнее!
– Что Вы… делаете?! Пустите же, я тут задохнусь, в этом месиве! Ну вот, Вы мне все лицо свеклой с чесноком вымазали.
– Я Вас пригибал. В Вас летело страшное мясо!
– Может быть, нам уйти отсюда?
– Я с удовольствием. Только учтите, что на мне нет брюк. Одни трусы и носки.
– А ботинки?
– Ботинки есть, черные. И пиджак с галстуком есть, тоже черные. И брюки были, я в брюках сюда пришел.
– Черные?
– Ну, разумеется, черные, что за вопрос!
– Как же Вы смогли их… утратить?
– Да вот, видите ли, один человек проползал под столом. Это был партизан. Я нагнулся к нему, а он там попросил у меня брюки на время, потому что они ему очень понравились и потому что ведь не видно, пока я сижу, в брюках я или без… Но человек этот так и не приполз обратно. Если бы он проползал, я бы почувствовал: я очень чуткий. Но он точно не проползал. Наверное, его взяли в плен немцы.
– Может быть, он проползет когда-нибудь потом. Не подождать ли нам?
– Он не проползет никогда, я знаю. Он не из таких. Видимо, он уже погиб.
– Тогда придется Вам без брюк идти. Вы нормально ходите, когда без брюк?
– Чаще всего да. Только бы не замерзнуть на улице насмерть.
– Там плюсовая температура. Не беспокойтесь ни о чем.
– Я буду очень спокоен, обещаю.
Очень немолодой человек и очень молодая девушка выходили из «Конторы».
– Меня зовут Марта.
– Очень хорошо Вас зовут. Правильно. А меня зовут… не знаю, как и представиться: по имени неудобно, я старый уже как мир. И по имени-отчеству неудобно: отчество у меня непристойное. Если хотите, можете называть меня Редингот.
– Хочу. И, видимо, буду. Я почти уверена, что смогу называть Вас Редингот.
– Сердечно рад. Редингот – это на самом деле пальто такое. Раньше так называли сюртук для верховой езды. А теперь меня.
– И с каких же пор?
– С тех пор, как у меня такое пальто появилось. Уж лет сорок назад…
– Вы долго его носите. Качественное, должно быть.
– Да нет, лохмотья сплошные. Но дело не в этом. Дело в том, что я очень сильно привыкаю к вещам, а они ко мне. И нам трудно бывает расставаться – даже на миг. Я и сейчас был бы в нем, но, говорят, не сезон.
– Кто говорит?
– Синоптики.
– Синоптики всегда врут… Они сволочи. Вы очень жалеете, что оставили брюки тому партизану, которого потом убили?
– Нет. Брюки новые совсем, даже противно вспомнить. Да и уходить все равно было пора. Я, признаюсь Вам, за столом за этим совершенно случайно оказался.
– Я тоже. Я ведь вообще-то никто.
– Ну, не скажите! Это я никто. А Вы – Зеленая Госпожа.
– Простите, пожалуйста! – их остановила какая-то свинья, страшно веселая, потому что, должно быть, пьяная. – Как Вы думаете, если вообще думаете, со мной еще можно что-нибудь отчубучить?
– Все что угодно! – горячо откликнулась Марта.
Свинья расхохоталась как сумасшедшая и высоко подпрыгнула.
– А высоко я прыгаю?
– Исключительно высоко! – Марте хотелось сказать Свинье как можно больше приятного.
– Тогда давайте мне телефонную карту – позвонить одной другой Свинье, тоже очень прыгучей. Только Вы, который без штанов, не давайте. Пусть девушка… это будет выглядеть естественнее.
Марта достала кошелек. Телефонной карты в нем не было, но Марта все равно нашла там телефонную карту и протянула Свинье.