Давид Юм
Шрифт:
Но бесспорно, что одной только дескриптивной этики для создания целостной, а тем более практически значимой этической системы недостаточно при любых условиях. Что касается Юма, то его дескриптивизм с самого начала был окрашен в агностические тона, и потому в его сочинениях заметна тенденция только дескриптивной этикой и ограничиться.Агностик Юм в принципе не верил в возможность ни теоретической, ни нормативной этики как разумно (рационально) разработанной системы.Юм изгоняет разум и из самого морального сознания людей, отрицая его функцию руководителя поступков и мнений.
Абсолютизация дескриптивизма идет у Юма рука об руку с набросанной им неприглядной картиной человеческой природы: он доказывает, что люди слабы и неустойчивы, непоследовательны и капризны, находятся в плену своих страстей и страдают от случайной игры управляющих ими ассоциаций. «Из слабостей, свойственных человеческой природе, наиболее всеобщей и бросающейся в глаза, —
В этой концепции «унижения человека» Юм соединил фатализм французских материалистов со своим агностицизмом: фатально действующий ассоциативный механизм, обращенный на случайное содержание потока субъективного опыта, не может привести ни к какой теорииморального поведения и дает возможность только описания последнего.
Не приходится удивляться тому, что современные нам представители неопозитивистской этики, так называемые «эмотивисты», проявили самое пристальное внимание к изложенным выше рассуждениям Юма. Они полностью одобряют его тезис о том, что «порок и добродетель могут быть сравниваемы со звуками, цветами, теплом и холодом, которые, по мнению современных философов [9] , являются не качествами объектов, но перцепциями нашего духа» (19, т. 1, стр. 617–618). Но наибольший восторг вызывает у них концовка I главы I части третьей книги «Трактата о человеческой природе», где Юм писал следующее: «Я заметил, что в каждой этической теории, с которой мне до сих пор приходилось встречаться, автор в течение некоторого времени рассуждает обычным способом, устанавливает существование бога или излагает свои наблюдения относительно дел человеческих: и вдруг я, к своему удивлению, нахожу, что вместо обычной связки, употребляемой в предложениях, а именно естьили не есть, не встречаю ни одного предложения, в котором не было бы в качестве связки должноили не должно.Подмена эта происходит незаметно, но тем не менее она в высшей степени важна. Раз это должноили не должновыражает некоторое новое отношение или утверждение, последнее необходимо следует принять во внимание и объяснить, и в то же время должно быть указано основание того, что кажется совсем непонятным, а именно того, каким образом это новое отношение может быть дедукцией из других, совершенно отличных от него» (19, т. 1, стр. 618). Поскольку авторы всех существующих теоретических и нормативных систем этого основания не указывают, а указать его они и не в состоянии, их системы должны быть отброшены с порога.
9
Под «современными философами» имеются в виду такие философы, как Д. Беркли. — Прим. И. Н.
По поводу приведенной цитаты «эмотивисты» сочинили много статей, увидев в ней не только оправдание узкого дескриптивизма, но и обоснование полной автономии теоретической этики, если бы такую кто попытался построить вновь. Иными словами, Юм предвосхитил не только Канта, но и Д. Мура. Действительно, спустя полтора столетия после Юма неореалист и духовный отец «эмотивизма» Д. Мур утверждал, что суждения оценок и норм не вытекают из суждений о фактах. Мы можем признать, что некоторая доля истины в неопозитивистских комментариях к этике Юма имеется (ср. 38, стр. 55, 245; 30, стр. 89–97).
Но в действительности дело обстоит гораздо сложнее. Во-первых, Юм отрицал возможность фактического обоснования не для всех суждений, относящихся к этике. Ведь, согласно его убеждениям, суждения дескриптивной этики как раз могут и должны полностью опираться на факты, правда факты чисто психологического характера, и в этом смысле вытекать из них. Собственно говоря, задача описательной этики и состоит в том, чтобы эти факты описыватьс возможно большей точностью. Во-вторых, считая, что ценностные суждения не вытекают, то есть не дедуцируются из суждений, фиксирующих факты поведения и взгляды людей, Юм никогда не утверждал, что ценностные (в том числе моральные) суждения и суждения о фактах логически несовместимыдруг с другом. Когда «эмотивисты» приписывают Юму последнее, они совершают явную передержку. В-третьих, специалисты, работающие в наши дни в области так называемой деонтической логики, доказали, что принцип полной автономии теоретической этики от этики дескриптивной не имеет, строго говоря, отношения к логике и представляет собой внелогический постулат, который не находится ни в соответствии, ни в противоречии с современным нам пониманием логического следования. Поэтому отрицание принципа автономии логикой как не запрещается, так и не требуется, и логически
К этому должно быть сделано важное добавление. Как показано историческим материализмом, зависимость теоретической и нормативной этики от описательной далеко не изначальна, потому что она в свою очередь зависит от социально-классовой ситуации и позиции как этика-теоретика, так и этика-дескриптивиста. Когда эти два ученых соединяются в одном лице, названная вторая, самая фундаментальная, зависимость не исчезает, и ею определяется через различные опосредствующие звенья как точка зрения, с которой осуществляется дескриптивное исследование, так и позиция, с которой проводится теоретическое построение.
2. Три различных этических принципа
Но есть еще одно существенное соображение. Сам Юм не остановился на уровне этического дескриптивизма, и развитие его взглядов в вопросах теории морали пошло совсем не в сторону неопозитивистского нигилизма. Ему все же пришлось выйти за пределы скептически-агностического ограничения этики, хотя разработать целостную теоретическую и нормативную концепцию он так и не смог. Наивысшим его достижением оказалась комбинация трех различных, хотя частично и взаимосвязанных друг с другом, этических мотивов: гедонизма, утилитаризма и альтруизма.
Гедонистический мотив в этике Юма наиболее тесно по сравнению с двумя другими связан с его агностицизмом. Следует считать добродетельным все то, что вызывает чувственное удовольствие, а порочным — все то, что несет с собой страдание, боль, горе. «…Добродетель различается вследствие того удовольствия, а порок — вследствие того страдания, которое возбуждает в нас любой поступок» (19, т. 1, стр. 625) [10] Субъект оказывается мерой своих собственных моральных оценок, причем субъект как чувственно-единичное, не социальное существо, как индивид, а не личность. Данная точка зрения была направлена против религиозного традиционализма и тем самым играла в то время относительно прогрессивную роль. Но и сам Юм чувствовал ее узость и недостаточность.
10
Непроцитированная здесь часть фразы выводит в круг иных, пока еще не рассмотренных нами этических мотивов Юма. Вопрос осложняется тем, что Юм не проводит ясного разграничения между действительными последствиями поступков и составляющими часть мотивации предположениями об их будущих последствиях.
Поэтому он не ограничился ею и склонился к вариации на тему утилитаристской этики, высказываясь в том смысле, что морально благим будет все то, что полезно для человека, и тем более для всего общества в целом, а морально злым — все то, что для людей не только бесполезно, но и вредно. «…Обстоятельство полезностиво всех случаях является источником похвалы и одобрения, и к нему постоянно апеллируют при всех моральных решениях относительно достоинства или предосудительности поступков» (19, т. 2, стр. 273–274). Полезное приносит удовольствие, но удовольствие не краткое, а длительное и устойчивое и не чреватое никакой печальной расплатой в будущем за мимолетные радости прошлого. Иными словами, утилитаристская позиция Юма — это как бы усовершенствованный гедонизм. Но не «разумный эгоизм», потому что, хотя Юм, как и Гольбах, убежден во всеобщности эгоистических чувств, но в отличие от последнего не верит в способность человеческого разума высказывать верные суждения по этическим вопросам и принимать обоснованные решения по ним. В Англии той эпохи были и другие мыслители утилитаристского склада, например Джон Гэй, но и они считали разум и эгоизм трудно соединимыми в практической жизни факторами, хотя данные понятия и могли бы быть в принципе согласованы в теории.
И наконец, Юм провозглашает альтруизм, переход к которому совершается через усиленное подчеркивание социальной полезности эгоизма и через утверждение, что общественный эгоизм есть твердая этическая норма. Добро в моральном смысле слова — это все то, что полезно для всех людей без исключения. Но Юм не рассчитывает на то, что путь к реализации морального добра лежит через распространение «разумного» понимания людьми того, что их всеобщая польза и выгода заключаются в их единстве, взаимопомощи и взаимной благожелательности [11] , потому что в успешное и повсеместное распространение разума Юм не очень-то верит. Он уповает совсем на другое, а именно на автоматическое действие имеющегося будто бы у всех людей особого социального инстинкта, который он называет симпатией.
11
В очерках Юма на моральные темы термин «благожелательность» (benevolence) обозначал то же самое, что и «симпатия» (sympathy) в «Трактате о человеческой природе».